Но Лайла никогда не позволяла судьбе вставать у нее на пути.
Кроме того, тот старый жрец, мастер Тирен, говорил, что в ней есть сила, скрытая где-то в костях. Надо только ее вскормить.
Она поднесла ладони к капельке масла в одной из бороздок, как будто хотела согреться ее теплом. Она не знала, какими словами надо призывать магию. Алукард говорил, что нет нужды учить чужой язык, что слова человек произносит только для самого себя, они помогают сосредоточиться. Но без нормального заклинания Лайла чувствовала себя глупо. Сумасшедшая девчонка в темноте болтает сама с собой… Нет, какие-то слова нужны, и она давно поняла, что прекрасно подходят стихи. По крайней мере, это больше, чем просто слова.
«Тигр, о тигр, светло горящий», – проговорила она вполголоса.
Стихов она знала мало – воровская жизнь не располагает к литературным изыскам. Но Блейка помнила наизусть, спасибо матери, умершей лет десять назад. Лайла плохо ее помнила, но стихи остались – каждый вечер мама убаюкивала ее «Песнями Невинности и Опыта». Тихое журчание маминого голоса успокаивало ее, как волны, покачивающие лодку.
Вот и теперь эти слова, вернувшись, угомонили бурю в голове, расправили тугой воровской узел в груди.
«В глубине полночной чащи…»
Лайла шептала стихи, и ладони постепенно согревались. Она не знала, правильно ли делает, и существует ли вообще такое понятие – правильно. Будь здесь Келл, он бы, конечно, утверждал, что да, существует, и придирался бы, пока она не сделает все как надо. Но Келла здесь нет, и Лайла на собственном опыте поняла, что достичь результата можно разными путями.
«В небесах или глубинах…»
Может быть, силу надо вскармливать, как говорил Тирен, но не все цветы растут в садах.
Бывают и полевые.
И Лайла всегда считала себя скорее сорняком, чем розовым кустом.
«Тлел огонь очей звериных?»
Масло в своей канавке ожило и вспыхнуло – не белым, как в камине у Алукарда, а желтым. Лайла победно улыбнулась. Пламя выскочило из канавки и повисло в воздухе между ладонями, трепеща, как расправленный металл. Она вспомнила парад, который видела в свой первый день в Красном Лондоне, когда стихии танцевали на улицах, огонь, вода, и воздух переливались, словно гибкие ленты.
Стихотворение звучало у нее в голове, жар щекотал ладони. Келл сказал бы, что это невозможно. До чего же нелепо звучит это слово в мире, знакомом с магией.
«Кто ты такая?» – спросил однажды Келл.
«Кто я такая?» – задумалась она, глядя, как огонь перекатывается по пальцам, словно монета.
Она отпустила огонь, и капелька масла нырнула в свою бороздку. Пламя погасло, но в воздухе, словно легкий дымок, осталась магия. Она взяла свой новый нож – тот самый, который выиграла у Леноса. Оружие было непростое. Месяц назад, когда у побережья Кормы они захватили фароанский пиратский корабль под названием «Змей», она впервые увидела его в действии. Лайла провела пальцами по клинку и там, где металл соединялся с рукоятью, нащупала скрытую пружину. Нажала – и с ножом произошло что-то вроде волшебного фокуса. У нее в руках он разделился, один клинок превратился в два, похожих, как в зеркале, тонких как бритвы. Лайла коснулась капельки масла, провела пальцем по спинкам обоих клинков. Потом подержала нож на ладонях, скрестила острые лезвия – «Тигр, о тигр, светло горящий» – и ударила.
Пламя лизнуло металл, и Лайла улыбнулась.
Такого Ленос при ней не делал.
Золотистый огонь окутал оба клинка от острия до рукояти.
А этого при ней не делал вообще никто.
Кто я такая? Единственная в своем роде.
То же самое говорили про Келла.
Красного вестника.
Принца с черным глазом.
Последнего антари.
Но, вращая в пальцах горящие ножи, она невольно задалась вопросом…
Каждый из них – единственный, или все же их таких двое?
Она нарисовала в воздухе пламенеющую дугу – яркая дорожка тянулась за клинками, будто хвост кометы. И вспомнила, как, уходя, чувствовала спиной его взгляд. Ожидающий. Лайла улыбнулась. Она не сомневалась: когда-нибудь их пути снова пересекутся.
И тогда она покажет ему, на что способна.
Глава 2
Принц во всей красе
I
Красный Лондон
Келл стоял на коленях в центре Цистерны.
Большой круглый зал находился внутри одной из громадных колонн, поддерживавших дворец. Снаружи струился Айл, и его красноватое сияние просачивалось сквозь полупрозрачные стены. На каменном полу был выгравирован круг сосредоточения, его причудливый рисунок направлял силу, и все пространство зала – и стены, и воздух – гудело потаенной энергией, будто колокол.
Келл чувствовал, как энергия наполняет его, ищет выхода, чувствовал ее мощь, и гнев, и страх, но заставил себя сосредоточиться, обрести равновесие, полностью контролировать процесс, который теперь стал таким естественным. Мысли вернулись на много лет назад: он, десятилетний мальчик, сидит на полу в монастырской келье Лондонского святилища, и в голове звучит размеренный голос Тирена.
«Магия запутанна – так что ты должен быть прям.
Магия дика – так что ты должен быть смирен.
Магия – это хаос. А ты будь спокоен!
Спокоен ли ты, Келл?»
Келл медленно поднялся на ноги, вскинул голову. За пределами круга клубилась тьма, сгущались тени. В трепещущем свете факела у теней были лица врагов.
Мягкий голос Тирена угас, его место заняли холодные слова Холланда.
«Знаешь, что делает тебя слабым?» – зазвучал резкий голос антари.
Келл смотрел на тени, обрамлявшие круг, и ему виделись то бархатные взмахи плаща, то холодный блеск стали.
«Тебе никогда не приходилось быть сильным».
Свет факелов затрепетал. Келл вдохнул, резко выдохнул и нанес удар.
Первым же ударом он опрокинул навзничь одну из теней. За спиной мелькнула вторая.
«Тебе не нужно было стараться».
Келл вскинул руку. Взметнулась вода. Помедлив, она хлынула навстречу второй фигуре, на лету превратилась в лед и ударила нападавшего в голову.
«Тебе не приходилось драться».
Келл очутился лицом к лицу с тенью, принявшей облик Холланда.
«И уж точно не приходилось драться за свою жизнь».
Раньше он бы заколебался – да он и колебался когда-то. Но то время миновало. Взмах – и из рукава мага выскользнули стальные иглы. Они взлетели в воздух и вонзились Холланду в горло, в голову, в сердце.
Но теней становилось все больше и больше. Так бывало всегда.
Келл прижался к стене Цистерны и вскинул руки. На обратной стороне запястья блеснул стальной треугольник. Он изогнул руку – и треугольник стал острием. Келл провел им по ладони, выдавил кровь. Сложил руки, снова развел их.
