– Странно, – сказал стражник. – Ничего не понимаю.
Но Рай уже мчался по коридору, Лайла за ним, а Алукард еле поспевал следом.
Келл взял Ожку за руку.
– Благодарю, – сказала она, и ее голос звенел от счастья. Другую руку она прижала к кровавой метке на дереве. – Ас тасцен. – И в тот же миг дворец исчез, сменившись улицей Красного Лондона. Он не сразу понял, где они очутились. Впрочем, куда важнее то, где они окажутся через минуту.
В этом Лондоне здесь была лишь узкая улочка с таверной и забором.
А в Белом Лондоне рядом находились ворота замка.
Ожка достала из-под белого плаща амулет, прижала окровавленную руку к каменной стене, почти скрытой зимним плющом. Остановилась, посмотрела на Келла, дожидаясь разрешения, а Келл невольно оглянулся на королевский дворец, еще видневшийся вдалеке. В его душе что-то затрепетало – вина, страх, колебания, – но Ожка быстро, пока он не передумал, произнесла заветные слова, и мир расступился. Красный Лондон исчез, Келл сделал шаг и очутился в каменном лесу перед замком.
Но только этот лес был уже не каменным.
Обыкновенный лес, полный деревьев, сквозь голые ветки просвечивает голубое небо. Келл вздрогнул: с каких это пор в Белом Лондоне появились яркие краски? Этот мир был не таким, каким он его помнил, и не таким, о каком она рассказывала, – больным и умирающим.
Здесь не было ничего ущербного.
Ожка стояла у ворот, прислонившись к стене. На ее лице играла кошачья усмешка.
За краткое мгновение Келл оценил перемены – траву под ногами, солнечный свет, пение птиц – и понял, что жестоко ошибся. Потом послышались шаги, и он очутился лицом к лицу с королем.
Тот стоял поодаль, скрестив руки на груди и высоко подняв голову. Глаза у него были разные – один изумрудный, другой черный.
– Холланд?
Это имя слетело с губ скорее как вопрос, потому что этот человек мало чем напоминал Холланда, каким его помнил Келл. Того человека, которого он четыре месяца назад победил в бою и сбросил в бездну. В их последнюю встречу Холланда отделяло от смерти несколько биений сердца.
Тот Холланд никак не мог здесь стоять.
Тот Холланд вообще не мог остаться в живых.
Но перед ним все-таки Холланд, и он не просто жив.
Он преобразился.
На его щеках играл здоровый румянец, какой возникает от избытка жизненных сил, а волосы, которые, несмотря на возраст, всегда были пепельно-серыми, теперь блестели чернотой, резкими линиями очерчивая виски. А когда Келл встретился взглядом с Холландом, этот человек, маг, король, антари искренне улыбнулся, и это простое движение лица преобразило его даже сильнее, чем новая одежда и здоровый вид.
– Здравствуй, Келл, – сказал Холланд, и тот в глубине души порадовался, что хотя бы голос антари остался знакомым. Негромкий (он никогда не был громким), но повелительный, с едва уловимой резкой ноткой, из-за которой казалось, что он всегда кричит. Или визжит.
– Тебя здесь быть не должно, – сказал Келл.
– Тебя тоже, – Холланд выгнул черную бровь.
За спиной у Келла едва уловимо мелькнула тень. Он потянулся за ножом, но было поздно. Едва пальцы успели коснуться рукояти, как что-то холодное и тяжелое сомкнулось на горле, и мир взорвался болью.
Рай выскочил во двор, окликая брата. Его нигде не было, и на зов откликалось лишь эхо. Лайла и Алукард бежали позади, но принц едва слышал их шаги – так грохотало его сердце.
– Келл! – крикнул он опять, врываясь в сад. Вонзил ногти в рану на руке, надеясь болью, как канатом, притянуть брата к себе.
Рай миновал клумбу весенних цветов и вдруг, на полпути между летней зеленью и осенним золотом, вскрикнул и упал.
Только что он был на ногах – и вот уже бился на земле, крича от боли: что-то острое, шипастое и колючее разрывало его изнутри.
– Рай! – окликнул его чей-то голос, пока Рай извивался на земле, не в силах сдержать всхлипов.
– Рай!
– Рай!
– Рай!
Его имя звенело по всему двору, а он захлебывался собственной кровью, видел, будто наяву, как она окрашивает камни. В глазах помутилось, как бывало всегда, когда подступала темнота и он падал в тяжкий сон, полный ужасных воспоминаний…
Это только дурной сон.
Рот принца наполнился кровью.
Это только дурной сон.
Он безуспешно пытался встать.
Это…
Он опять упал с отчаянным криком. Боль пронзила грудь, глубоко погружаясь между ребрами.
– Рай! – кричал чей-то голос.
Он хотел ответить, но не мог открыть рот. Не мог дышать. По лицу струились слезы, боль была слишком реальна, слишком хорошо знакома. Клинок разрывает кожу и мускулы, царапает по кости. Сердце бешено колотится, потом теряет ритм, пропускает удар, в глазах темнеет, он снова лежит на койке в святилище, падает во тьму, погружается в…
Пусто.
Лайла ринулась вдоль стены, ограждавшей двор, промчалась через диковинный сад и выскочила с другой стороны. Но от Келла и женщины не осталось и следа. Ни капель крови на камнях, ни других меток. Она пошла обратно, раздумывая, где еще они могут быть. Потом услышала крик.
Рай.
Принц катался по земле. Он рыдал, прижимая руки к груди, как будто между ребрами торчал нож, но крови не было. И тогда она все поняла.
Удар обрушился вовсе не на Рая.
А на Келла.
Появился Алукард. Увидев принца, он смертельно побледнел. Позвал стражников и опустился на колени. Рай опять закричал.
– Что с ним? – спросил Алукард.
На губах у Рая была кровь, и Лайла не знала, то ли он просто прикусил губу, то ли дело куда серьезнее.
– Келл, – простонал принц, корчась от боли. – Что-то… очень плохо… не могу…
– При чем тут Келл? – спросил капитан.
Появились два стражника, с ними королева, бледная от страха.
– Где Келл? – крикнула она, едва увидев принца.
Со всех сторон уже сбегались придворные.
– Разойдитесь! – велела им стража.
– Позовите короля!
– Держись! – взывал к принцу Алукард.
Принц опять скорчился. Лайла тихонько отошла к деревьям – искала следы Келла, таинственной женщины, гадала, куда же они ушли.
Рай перевернулся на бок, попытался встать, но упал и закашлялся, окропив камни кровью.
– Кто-нибудь, найдите Келла! – приказала королева на грани истерики.
Куда же он запропастился?
– Что я могу сделать, Рай? – шептал Алукард. – Что я могу для тебя сделать?
