Дойдя до могилы отца, Георг поставил канделябр, подхватил край плаща и опустился на колени, склонив голову. Его губы беззвучно зашевелились, потом он достал из-за ворота золотой крест и поднес к губам. Наконец он встал и отряхнул колени.
Келл задумчиво положил ладонь на гробницу, надеясь почувствовать что-нибудь внутри. Но там было тихо и холодно.
– Следовало бы прочитать молитву, – сказал король.
Келл растерялся.
– Для чего?
– За упокой его души, конечно. – Видимо, он заметил смятение юноши. – Разве в вашем мире нет Бога? – Келл покачал головой. Георг этого не ожидал. – Вообще никакой высшей силы?
– Я этого не говорил, – произнес Келл. – Пожалуй, можно сказать, что мы поклоняемся магии. Она и есть наша высшая сила.
– Это ересь.
Келл приподнял бровь, убрал руку с гробницы.
– Ваше величество, вы поклоняетесь тому, чего не можете ни увидеть, ни коснуться, а я поклоняюсь тому, с чем связан ежеминутно, каждый день. Что из этого более логично?
Георг нахмурился.
– Дело не в логике, а в вере.
Вера. Замена показалась Келлу неравноценной, но он решил, что не стоит строго судить обитателей Серого мира. Людям надо во что-нибудь верить, и без магии они придумали себе бога поменьше. Полного изъянов, тайн и надуманных правил. Ирония заключается в том, что они отвергли магию еще до того, как она покинула их, вытеснили ее этим своим всемогущим богом.
– Как вы поступаете со своими мертвыми? – допытывался король.
– Мы их сжигаем.
– Языческий ритуал, – презрительно бросил король.
– Уж лучше, чем укладывать тела в ящики.
– А как же их души? – Георг, похоже, был искренне встревожен. – Куда, по-вашему, они деваются? Ведь вы не верите ни в рай, ни в ад.
– Они возвращаются к истокам, – ответил Келл. – Магией пропитано все, ваше величество. Она – течение жизни. Мы считаем, что, когда человек умирает, его душа возвращается в этот поток, а тело распадается на составляющие его стихии.
– Но как же тогда собственное «я»?
– Оно перестает существовать.
– Тогда какова же цель? – проворчал король. – Зачем вести праведную жизнь, если потом тебя ничего не ждет? Если ничего не заработаешь?
Келл часто задавал себе этот вопрос, но при этом он вовсе не мечтал о загробной жизни. Просто не хотелось возвращаться в ничто, будто бы его никогда и не было на свете. Но скорее замерзнет серый лондонский ад, чем он хоть в чем-нибудь согласится с королем.
– Я думаю, цель в том, чтобы жить по совести.
Георг побагровел.
– Но если нечего бояться, что помешает людям грешить?
Келл пожал плечами.
– Я видел, как люди грешат и с именем Бога на устах, и во имя магии. Они просто не умеют достойно чтить высшую силу, какую бы форму она ни приняла.
– Нет загробной жизни… – ворчал король. – Нет бессмертной души. Это противоестественно.
– Напротив, – возразил Келл, – это самое естественное на свете. Природа циклична, и мы все – часть природы. Противоестественно верить в человеческую непогрешимость и в уютное местечко, приготовленное тебе на небесах.
Георг стал темнее тучи.
– Осторожнее, мастер Келл. Это богохульство.
– Ваше величество, вы никогда не казались мне богобоязненным человеком.
Король перекрестился.
– Лучше перебдеть, чем недобдеть. Кроме того, – он огляделся, – я король Англии. Мое наследие священно. Я стою во главе страны по милости Бога, над которым ты насмехаешься. Я Его слуга, и это королевство вверено мне Его милостью. – Слова Георга прозвучали как заученная речь. Король засунул крест обратно под воротник. – Возможно, – добавил он, нахмурившись, – я бы поклонялся твоему богу, если бы мог увидеть его и прикоснуться к нему, как ты.
Вот оно, снова! Старый король благоговел перед магией, дивился ей, как ребенок. А новый король смотрит на нее так же, как на все остальное, – с вожделением.
– Я уже предупреждал, ваше величество, – сказал Келл. – Магии больше нет места в этом мире.
Георг усмехнулся и на миг стал больше похож на голодного волка, чем на сытого человека.
– Мастер Келл, ты же сам сказал – в мире все циклично. Возможно, когда-нибудь наше время опять настанет, – коротко усмехнулся он, и его лицо снова приобрело обычное саркастическое выражение. Эффект получился обескураживающий, и Келл невольно задумался: неужели этот человек действительно так глуп и самодоволен, как о нем говорят? Или под маской пустого себялюбца таится нечто более глубокое?
Как там говорила Астрид Дан?
«Я не доверяю ничему, что мне не принадлежит».
По склепу пронесся сквозняк. Пламя свечи затрепетало.
– Пойдем, – сказал Георг, поворачиваясь спиной к Келлу и к могиле старого короля.
Келл достал из кармана серебряный лин Красного Лондона. В центре монетки блестела звезда. Он всегда приносил их королю. Примерно раз в месяц дряхлеющий монарх заявлял, что магия из его старой монетки выветрилась, как тепло из угасающих углей, и Келл приносил ему новую, хранящую тепло его кармана и запах роз. Келл задумчиво повертел монету в пальцах.
– Это свежая, ваше величество. – Он прижал монетку к губам и положил ее, теплую, на холодный могильный камень.
– Сорес наст, – прошептал он. – Спи спокойно.
Сказав это, Келл поднялся вслед за новым королем по лестнице и вышел обратно в холодную ночь.
Ожидая, когда король Англии допишет письмо, Келл изо всех сил старался не переминаться с ноги на ногу.
А тот не торопился. Тишина в комнате сгустилась, сделалась неуютной, и Келлу отчаянно захотелось сказать хоть что-нибудь, лишь бы нарушить ее. Понимая, что именно этого от него и ждут, он стоял и глядел, как за окном падает снег и сгущаются сумерки.
Закончив наконец письмо, король откинулся на спинку кресла, взял бокал и поднес к губам, перечитывая написанное.
– Скажи мне вот что, – произнес он, – о магии. – Келл насторожился. – В вашем мире все обладают способностью к ней?
– Не все, – ответил Келл, помедлив, – и не в равной мере.
Георг покачал бокал.
– Значит, тех, кто владеет ею, можно назвать избранными.
– Кое-кто так и считает, – подтвердил Келл. – А другие думают, что это просто дело случая. Как будто тебе сдали в игре хорошие карты.
– В таком случае, тебе достались очень хорошие карты.
Келл не дрогнул.
– Если вы закончили письмо, я бы…
– Многие ли умеют делать то же, что и ты? – перебил его король. – Путешествовать между мирами? Держу пари, что немногие, иначе я встречал бы их тут. – Знаешь, – добавил он, вставая, – не понимаю, почему твой король так легко отпускает тебя.
