– Соласе, – сказала она. – Я, должно быть, слишком разволновался. – Стражники улыбнулись.
– Я вас провожу, – сказал один, как будто она могла снова ошибиться. Он провел ее по правой лестнице и передал с рук на руки слуге, который ввел ее в Розовый зал.
Зал производил сильное впечатление – не столько бальный, сколько тронный, изысканный, но без лишней пышности. До чего же я изменилась, подумала про себя Лайла, массивные вазы со свежими цветами и красно-золотые гобелены уже кажутся скромными.
Недалеко от дверей стоял знакомый капитан в сине-серебряном костюме. Он увидел Лайлу, и его лицо несколько раз сменило выражение, пока не остановилось на холодно-одобрительном.
– Мастер Эльсор.
– Мастер Эмери. – Лайла неуклюже поклонилась.
Алукард покачал головой:
– Даже не знаю, восхищаться тобой или злиться.
– Одно другому не мешает.
Он кивком указал на маску Саруса:
– Ты что, хочешь, чтобы тебя раскусили?
Лайла пожала плечами:
– В ночи скрывается много теней. – Она заметила маску, которую держал он. Она была из темно-синей чешуи с серебряной каймой и закрывала лицо от волос до скул. Когда он ее наденет, знаменитая улыбка змея-искусителя останется на виду, как и копна буйных кудрей. Маска Алукарда была декоративной, не давала ни анонимности, ни защиты.
– Кем ты будешь? – спросила она по-арнезийски. – Рыбой?
– Еще чего! – притворно обиделся Алукард. – Неужели не ясно? Драконом!
– Может, разумнее все же стать рыбой? – поддразнила Лайла. – Ты живешь в море, ты очень скользкий тип, и…
– Я дракон, – перебил он. – Тебе просто не хватает воображения.
Лайла улыбнулась – ее радовало, что разговор становится похож на привычную болтовню.
– Мне казалось, герб дома Эмери – перо. Разве ты не хочешь стать птицей?
Алукард провел пальцами по маске.
– В моей семье и так достаточно птиц, – ответил он с плохо скрываемой злостью. – Отец – гриф, мать – сорока, старший брат – ворона. Сестренка – воробей. А я птицей никогда не был.
Лайла прикусила язык, чтобы не обозвать его павлином. Время неподходящее.
– Символ нашего дома означает полет, – продолжал он, – а летать умеют не только птицы. – Он приподнял маску дракона. – Кроме того, я выступаю не за дом Эмери, а за самого себя. И если бы ты увидела мой костюм целиком, то не…
– У тебя будут крылья? Или хвост?
– Нет, они будут путаться под ногами. Но чешуи будет больше.
– Значит, все-таки рыба.
– Поди прочь! – рявкнул он, но в его голосе звенел смех, и оба, не выдержав, расхохотались, но потом вспомнили, где находятся. И кто они такие.
Рядом с капитаном вынырнул Джиннар.
– Эмери! – воскликнул он.
На кончиках пальцев у него висела маска – серебряная корона, похожая на сахарную вату или на воздушный вихрь. Сегодня его ноги твердо стояли на полу, но Лайла чувствовала, как от него исходит энергия, и от этого очертания его фигуры выглядят размытыми, как у колибри. Ну как сражаться с колибри? Как вообще с ними со всеми сражаться?
– А это кто? – спросил Джиннар, глядя на Лайлу.
– Ты что, не узнаешь мастера Эльсора? – усмехнулся Алукард.
Серебристые глаза прищурились. Лайла с вызовом приподняла бровь. На плечо ей легла рука Алукарда – то ли в знак солидарности, то ли чтобы помешать достать оружие.
– Мастер Эльсор, – медленно проговорил Джиннар. – Сегодня вы не похожи на себя, – он стрельнул глазами в Алукарда. – Видимо, в таверне было мало света, а раньше я вас не видел.
– Ошибка простительна, – проговорила Лайла. – Я не люблю быть на виду.
– Надеюсь, – бодро заявил Алукард, – на арене вы сумеете преодолеть эту слабость.
– Я сумею твердо стоять на ногах, – парировала Лайла.
– Не сомневаюсь.
Наступила короткая пауза, заметная даже сквозь гул толпы.
– Прошу прощения, – нарушил молчание Алукард. – Я собирался помучить Броста и еще встретиться с этим новичком Камероу…
– Рад был видеть вас… снова, – сказал Джиннар и удалился вслед за Алукардом.
Лайла посмотрела им вслед и стала пробираться сквозь толпу, старательно сохраняя отрешенный вид, как будто вращаться среди лучших магов трех империй было для нее самым обычным делом.
Она взяла с одного из подносов хрустальный бокал, прикинула его вес в руке и только потом вспомнила, что пришла сюда не воровать. Поймала взгляд Алукарда и, подмигнув, отсалютовала.
Она бродила по залу, пила сладкое вино, и, чтобы чем-то занять голову и сохранить спокойствие, стала считать гостей.
Тридцать шесть магов, включая ее саму. По двенадцать из каждой империи. И у всех на голове, под мышкой или через плечо – маски.
Примерно два десятка слуг. Сколько именно – трудно сказать, все одеты одинаково и все время перемещаются.
Двенадцать стражников.
Пятнадцать остра, судя по высокомерному выражению лиц.
Шесть вестра, судя по королевским фибулам.
Два светловолосых вескийца в коронах вместо масок, каждый в сопровождении шести слуг, и высокий фароанец с непроницаемым лицом, с ним восемь человек.
Арнезийские король и королева в роскошных красно-золотых мантиях.
Принц Рай вверху, на галерее.
И рядом с ним Келл.
У Лайлы перехватило дыхание. Впервые Келл зачесал рыжие волосы назад, открыв взглядам холодную голубизну левого глаза и блестящую черноту правого. И привычного плаща на нем не было. Он был одет в элегантный черный костюм с золотой фибулой у самого сердца.
Когда-то Келл говорил, что чувствует себя скорее игрушкой, чем принцем, но сейчас, стоя рядом с Раем с бокалом в руке и оглядывая толпу, он несомненно был на своем месте.
Принц что-то сказал, и лицо Келла озарилось неслышным смехом.
Куда только подевался окровавленный юнец, упавший на пол ее комнаты?
И измученный маг с почерневшими венами?
И грустный, одинокий принц, который стоял в порту и печально смотрел ей вслед?
Этого, последнего, она увидела словно наяву. Вот она, та самая складка возле губ, морщинка в уголке глаза.
Лайлу неудержимо потянуло к нему, и лишь через несколько ступенек она взяла себя в руки. Сегодня она не Дилайла Бард, а Стейсен Эльсор. До сих пор иллюзия держалась довольно крепко, но было ясно, что рядом с Келлом она рассыпется. И тем не менее в глубине души ей хотелось поймать его взгляд, насладиться минутным удивлением, видеть, как он постепенно узнает ее и – хотелось бы! – радуется. Нет, вряд ли он обрадуется, увидев ее здесь, среди толпы будущих соперников. И, честно говоря, Лайле нравилось следить за ним, оставаясь незамеченной. Она чувствовала себя хищницей, а среди волшебников это значит немало.
