Те, кто выставляет богатство напоказ, сами напрашиваются, чтобы их обчистили. Лайла задумалась: трудно ли отделить эти бусины от кожи?
Что их удерживает? Клей? Магия? Нет, она заметила, что украшения не прилеплены к коже, а будто вдавлены в нее. Операция проведена опытной рукой, кожа вокруг бусин почти не выступает, и создается впечатление, что камни или золотые бусины, появились на лице сами собой. Но на стыке кожи и украшения были видны едва заметные шрамы.
Да, украсть эти штучки будет нелегко.
И хлопотно.
– Астал, – произнес судья в бело-золотом. «Готовьтесь».
Зрители затаили дыхание.
Фароанец поднял шары, ожидая от нее того же.
Лайла подняла свои сферы – огонь и воду, произнесла короткую молитву и бросила их.
* * *
Алукард наполнил два стакана из графина на столе.
Когда стакан был на полпути к губам Лайлы, он сказал:
– Я бы на твоем месте пить не стал.
Она замерла и пригляделась к содержимому.
– Что там?
– Ависское вино… в основном.
– В основном, – эхом повторила она. Прищурилась – и точно: в жидкости еле заметно кружились пылинки. – Что ты туда подсыпал?
– Красный песок.
– Надеюсь, у тебя были веские причины, чтобы испортить мой любимый напиток?
– Конечно.
Он поставил свой бокал обратно на стол.
– Сегодня ты научишься воздействовать на две стихии одновременно.
– Как у тебя рука поднялась испортить бутылку ависского вина?
– Я же говорил, что магия – это как беседа…
– А еще ты говорил про океан, – перебила Лайла, – и про открытую дверь, а однажды даже назвал магию кошкой.
– Сегодня будем считать ее беседой. К ней просто добавляется еще один участник. Сила та же самая, линии другие.
– У меня никогда не получалось гладить себя по голове и одновременно хлопать рукой по животу.
– Тогда тебе будет интересно.
* * *
Лайла хватала воздух ртом.
Вер-ас-Ис без устали кружил по арене, а у нее после вчерашнего боя тело было как деревянное. Но, несмотря на усталость, внутри кипела магия, рвалась наружу, требуя выхода.
Счет был равный. Шесть – шесть.
Пот заливал глаза. Лайла бегала, уворачивалась, била. Удачный удар расколол пластину на бицепсе фароанца. Семь – шесть.
Вода вращалась перед ней, как щит, превращаясь в лед при каждом выпаде противника. Под его ударами щит трескался, но уж пусть лучше трескается лед, чем драгоценные доспехи.
Защита продержалась недолго. После второго блока Вер-ас-Ис нагнал ее и обрушил два удара подряд. В считаные секунды Лайла потеряла две пластины. Семь – восемь.
Она чувствовала, как силы иссякают, а фароанец с каждой минутой словно становился сильнее. Проворнее.
Огонь и вода оказались неудачным выбором. Они не могли соприкасаться; при малейшем контакте они уничтожали друг друга, превращаясь в облачко белого пара…
И это навело ее на мысль.
Она скрылась за ближайшим валуном, сравнительно невысоким, и соединила в руках две стихии. Заклубился белый дым, и под его прикрытием она вскочила на камень. Оттуда, сверху, ей было видно, как колышется воздух вокруг Вер-ас-Иса – тот вертелся во все стороны, высматривая ее. Лайла напряглась, и пар стал оседать, вода превратилась в изморось, а затем в лед, окутав фароанца, а огонь поднялся в воздух и дождем пролился на него. Вер-ас-Ис прикрылся земляным щитом, но она успела разбить две его пластины. Девять – восемь.
Но насладиться преимуществом не удалось: мимо просвистело земляное копье, и Лайла отскочила за валун.
Прямо в западню.
Вер-ас-Ис поджидал там, в ее укрытии, и навстречу ей полетели четыре земляных копья. Отразить удары она бы не смогла – не хватало времени. Она проиграла, но проблема была не только в проигрыше: копья оказались острыми. Такими же острыми, как осколок льда, пронзивший плечо Келлу.
В ней вспыхнул страх, как в те минуты, когда ей к горлу приставляли нож, и она чувствовала его острие, прикосновение опасности, поцелуй смерти.
Нет. Внутри у нее что-то поднялось, простое, инстинктивное, и в этот миг случилось невероятное: время замедлило ход.
Это была магия – а что же еще? – но не такая, как раньше. Все пространство арены стало другим, замедлив пульс и разложив секунды на мгновения, растянув момент – ненадолго, ровно на столько, чтобы хватило увернуться и нанести удар. Одно копье все же попало ей в руку, разбив пластину и оцарапав до крови, но это было не важно, потому что Вер-ас-Ис опоздал на миг – тот самый, украденный, – и глыба льда ударила его в бок, разбив последнюю пластину.
И тотчас же время пришло в движение. Лайла и не заметила, какой тишиной была наполнена эта затянувшаяся секунда, пока она не закончилась. А потом на нее обрушился хаос. Рука болела, зрители аплодировали, но Лайла смотрела не на них, а на фароанца. Он глядел на свое тело, как будто обвинял его в предательстве. Как будто знал: произошло то, чего не может быть.
Но если Лайла и нарушила правила, никто этого не заметил. Ни судьи, ни король, ни болельщики.
– Победу одержал Стейсен Эльсор, – объявил судья в бело-золотой мантии.
Вер-ас-Ис сверкнул на нее глазами, но спорить не стал, лишь повернулся и ушел. Лайла посмотрела ему вслед. Губы ее были мокрыми, на языке появился медный привкус. Сквозь прорезь в маске Лайла коснулась носа – пальцы окрасились красным. Голова кружилась. Понятное дело, бой выдался нелегким.
Она победила.
Вот только сама не понимала – как.
III
Рай сидел на краю кровати, потирая шею, а Гастра, как умел, перевязывал Келлу плечо. Оно заживало быстро, но к балу все равно не успеть.
– Крепись, братец, – поддел он принца. – Завтра будет еще хуже.
Он победил. Победа далась нелегко, и не только потому, что он, чтобы не вызывать подозрений, одолел Кисмайру с минимальным перевесом. Нет, она отличный боец, прекрасный, пожалуй, даже лучший. Но Келл не желал прекращать борьбу – это значило бы отказаться от свободы и снова стать игрушкой в шкатулке. Кисмайра сильна, но Келлом двигали отчаяние и жажда свободы, и он вырвал победное очко.
Он попал в финальную девятку.
Три группы по трое, друг против друга, побеждает тот, кто наберет больше очков. Для полной победы этого не хватит, так что нужно набрать перевес больше чем в один удар. Однако ему выпал неудачный расклад. Завтра предстоит сражаться не в одном, а сразу в двух поединках. Принца, конечно, жаль, но обратной дороги нет.
Келл сказал Раю о запрете покидать дворец, полученном от короля. Сказал, конечно, уже после того, как улизнул на поединок.
