– Он тебя в порошок сотрет, если узнает, – предостерег Рай.
– А он не узнает, – ответил Келл. Принца это не убедило. При всей его браваде ему никогда не удавалось идти против воли отца. Келлу, до недавних пор, тоже.
– Кстати, насчет завтра, – бросил с кровати Рай. – Пора начинать проигрывать.
Келл оторопел. Плечо пронзила свежая боль.
– Что? Почему это?
– Догадываешься, как трудно было все это организовать? Устроить? Честно говоря, это чудо, что нас до сих пор не раскусили…
Келл вскочил на ноги и ощупал плечо.
– Твоя уверенность сделала полдела…
– И я не допущу, чтобы ты все погубил своей победой.
– Я не намерен выигрывать турнир. Завтра же только девятка, – Келл чувствовал, что чего-то недопонимает. И взгляд Рая подтвердил это.
– Тридцать шесть лучших превращаются в восемнадцать, – медленно процитировал Рай. – Восемнадцать становятся девятью.
– Да, я знаком с математикой, – сказал Келл, застегивая тунику.
– Из девяти останутся только трое, – продолжал Рай. – И что же происходит с этими тремя, о мудрый математик Келл?
Келл нахмурился. И вдруг до него дошло.
– Ой.
– Ой, – передразнил Рай, вскакивая с кровати.
– Церемония снятия масок, – сказал Келл.
– Да, – подтвердил его брат.
В Эссен Таш было не так уж много правил, касавшихся боя, и еще меньше – насчет масок. Участники могли скрывать лицо хоть до конца турнира, но на церемонии снятия масок трое финалистов должны были показать свои лица королю и зрителям. Финальный матч и церемония награждения проходили с открытым забралом.
Откуда взялась эта церемония, как и многие другие турнирные ритуалы, давно стерлось из памяти, но Келл знал, что ее история восходит к первым мирным дням, когда на турнир, воспользовавшись анонимностью, прокрался злодей, собиравшийся убить фароанскую королевскую семью. Он прикончил мага-победителя и похитил его шлем, а когда короли и королевы трех империй пригласили его на свою трибуну за наградой, нанес удар. Он убил фароанскую королеву и тяжело ранил юного короля. Потом его схватили. Зарождающийся мир мог разлететься на куски, но ни одна из империй не взяла на себя вину, и убийца погиб, не успев никого обвинить. Мир между королевствами кое-как удержался, и появилась церемония снятия масок.
– Дальше девятки тебе пройти нельзя, – решительно заявил принц.
Келл уныло кивнул.
– Выше нос, братец, – сказал Рай, застегивая у него на груди королевскую фибулу. – У тебя впереди еще два поединка. И кто знает, может, тебя одолеют в честной борьбе.
Рай направился к двери, Келл отстал на шаг.
– Сэр, – сказал ему Гастра, – можно вас на два слова?
Келл остановился. Рай в дверях оглянулся.
– Идешь?
– Я догоню.
– Если не явишься, я сделаю какую-нибудь глупость, например, брошусь на шею Алука…
– Да не пропущу я этот дурацкий бал! – рявкнул Келл.
Рай подмигнул и закрыл за собой дверь.
– В чем дело, Гастра? – спросил Келл стражника.
Тот сильно нервничал.
– Дело в том… Когда вы состязались, я вернулся во дворец проверить, как там Стафф. Мимо шел король, он остановился и спросил, как вы провели день… – Гастра замялся, недоговаривая очевидного: король не стал бы спрашивать, если бы знал о побеге Келла. Значит, не знал.
– И что ты сказал? – насторожился Келл.
Гастра опустил глаза.
– Сказал, что вы не выходили из дворца.
– Ты соврал королю? – сказал Келл, стараясь не выдавать эмоций.
– Не то чтобы соврал. – Гастра поднял глаза. – Строго говоря…
– Как так?
– Ну, я сказал ему, что Келл не покидал дворца. А про Камероу я ничего не говорил.
Келл изумленно уставился на юношу.
– Спасибо, Гастра. Прости, что из-за нас с Раем ты попал в такое положение.
– Ничего, – сказал Гастра с удивительной твердостью и быстро добавил: – Но я понимаю, почему вы это сделали.
Зазвонили колокола. Начинается бал. Плечо пронзила боль, и Келл заподозрил, что это напоминание от Рая.
– Тебе недолго придется лгать, – пообещал он Гастре и шагнул к двери.
Вечером Лайле очень хотелось поехать на бал. Теперь, когда она узнала правду, ей не терпелось увидеть лицо Келла без маски, разглядеть обман в морщинках на хмуром лбу.
Но вместо этого она отправилась в порт. Смотрела, как покачиваются на волнах корабли, слушала плеск волн о борт. Маска с широко раскрытой пастью болталась у нее в руке.
В порту было непривычно пусто – почти все моряки и докеры, наверное, разошлись по пабам и празднуют. Мореходы любят сушу куда больше, чем те, кто живет на суше, и умеют пользоваться ее радостями.
– Ну и поединок сегодня был, – послышался голос. Ее нагнал Алукард.
Лайла вспомнила их утренний разговор, обиду в голосе, когда он спросил, зачем она это делает – выдает себя за Эльсора, рискует собой, и не только собой – ими всеми. И вот опять оно, предательское желание извиниться, попроситься обратно на корабль, или хотя бы вернуть его расположение.
– Опять следишь за мной? – спросила она. – Почему ты не на празднике?
Алукард вскинул голову:
– Нет настроения. Кроме того, захотелось посмотреть, что же привлекло тебя больше, чем бал.
– Хотел проверить, не попаду ли я еще в какие-нибудь неприятности.
– Бард, я не твой папочка.
– Вот и славно. Отцам не полагается соблазнять дочерей, чтобы выведать их секреты.
Он горестно покачал головой:
– Это было всего один раз!
– Когда я была моложе, – рассеянно продолжала Лайла, – то в Лондоне – в моем Лондоне – любила ходить в порт, смотреть на корабли. Иногда придумывала, каким был бы мой корабль. Представляла, как он унесет меня прочь. – Она поймала на себе взгляд Алукарда. – В чем дело?
– Ты впервые добровольно сообщила хоть что-то о себе.
– Это не успеет войти в привычку, – грустно улыбнулась она.
Некоторое время они шли молча. У Лайлы позвякивали карманы. Рядом разливалось красноватое сияние Айла, вдалеке сверкал огнями дворец.
Но Алукард не выносил тишины.
– Вот, значит, что тебе милее танцев. Бродить по берегу, словно призрак моряка.
– Ну да, если вот это надоест. – Она достала руку из кармана и разжала пальцы, показав целую горсть украшений, монеток, побрякушек.
– Зачем? – потрясенно спросил Алукард.
