— Мисс Майтлтон, я не понимаю…
— Вы солгали насчет шкатулки! — наконец выпалила я. — Я все слышала! Вы хотите утаить завещание? А что будет с нами, вас не волнует, да? Как можно быть таким бесчувственным себялюбцем?!
Он помрачнел:
— Похоже, у вас один из этих приступов, мисс Майтлтон. Не стойте на улице, войдите. Позвольте, я кликну извозчика. Он отвезет вас к родным.
— Зачем вы солгали? И зачем велели лгать прислуге?
— Спокойно, спокойно, дорогая мисс Майтлтон. Все хорошо, вы в безопасности, не нервничайте!
Он словно знал, как я гневаюсь, когда со мной начинают разговаривать таким вот успокаивающим, покровительственным тоном. Как с полоумной или маленьким ребенком. Мне в такие минуты просто страшно хочется начать визжать: «Прекратите, я не чокнутая!» Но я сдержалась. Вошла в дом, чтобы и правда не стоять на пороге, как истеричка.
— Послушайте, мистер Бакерсон, я сейчас на улице слышала ваш разговор с прислугой по имени Мэри. Вы велели ей не упоминать о шкатулке, если будут расспросы. И это сразу после того, как вы здесь убеждали меня, что впервые слышите о ней. Объяснитесь, если не хотите, чтобы я обвинила вас в укрывательстве отцовского завещания!
— Я не понимаю, о чем вы говорите, мисс Майтлтон. Никакого разговора не было, как и завещания. Уверен, суд не найдет никаких доказательств. — И проникновенно так, сочувственно: — Мне жаль, что у вас такое сильное расстройство. У меня было дело об оформлении опекунства над умалишенными, пришлось посетить Батлем. Страшная это вещь — душевный недуг.
Так я ничего от него и не добилась.
Глава 7. Рэндольф
Франческа
— …Надеюсь, на основе всего вышеизложенного судья примет единственно верное решение, — последние слова своей речи я адресую хранителю закона. Так же, как и взгляд — прямой, в упор.
Время замирает.
Момент истины.
Он не сможет судить иначе. Я не оставила ему выбора. Вся блистательная башня из несокрушимых доводов, аргументов и прецедентов, которую я возвела, взывает к этому решению!
Марций Севрус должен признать Ламберта таном! Чтобы тот открыл мне, как я могу обрести тень и стать равной своему мужчине.
Чтобы у нас с Элвином было будущее, которое мы сможем построить вместе. Будущее в мире фэйри, будущее в мире вечного настоящего.
Князь Церы улыбается, его третий глаз жмурится, словно в непонятном предвкушении, и у меня невесть отчего начинают дрожать пальцы.
Он не должен быть таким довольным! Здесь и сейчас я вынуждаю его предать гордыню ради истины.
Падают последние капли в клепсидре.
Время вышло.
— Все верно. Человечка, — он умудряется в одном коротком слове передать все свое презрение к людям, — потратила много времени, и потратила его не зря. Я действительно обязан признать Ламберта леан Фианнамайла правителем, если в клане нет иных детей с Предназначением правителя или у тана нет иных наследников.
— Но… — вскакивает Стормур. И тут же падает обратно в кресло, повинуясь гневному и указующему жесту.
— Если нет иных наследников, — с явным удовольствием повторяет Марций Севрус. — Но такой наследник есть. — И, чуть повысив голос, зовет: — Рэндольф!
Дверь отворяется, чтобы впустить незнакомого мне фэйри. Я смотрю, как он медленно идет к столу заседаний — изящный, гибкий, чем-то неуловимо опасный. Длинные светлые волосы убраны в две косы по вискам и стянуты назад. Простой доспех воина, два коротких меча на поясе.
Тщетно я пытаюсь вспомнить, где могла раньше видеть это нечеловечески красивое лицо, резко очерченные губы, высокие скулы и янтарные кошачьи глаза.
На весеннем балу? Или на том приеме в Йоль, где мы чуть не поссорились с Элвином?
Ламберт рядом издает сдавленный звук, спугнув мысль, и та ускользает серебристой рыбкой, теряется в потоке воспоминаний. Повернувшись к подзащитному, я успеваю прочесть изумление и отчаяние на его лице.
Фэйри подходит к креслу Марция Севруса и замирает, словно превращаясь в живую статую.
— Знакомьтесь, — судья бесстрастен, но я чувствую скрытую за его равнодушием торжествующую усмешку. — Рэндольф леан Фианнамайл. Единственный законный сын тана Фианнамайла. Рожденный с Предназначением правителя.
Единый выдох и летящий над столом шепот. После слов князя все внимание направлено на светловолосого. Протестующий возглас замирает у меня на губах. Как бы сильно Марций Севрус ни ненавидел людей, он никогда не пойдет на подлог.
Ламберт по-прежнему бледен, словно увидел живого мертвеца. Поймав мой вопросительный взгляд, полукровка кивает в ответ на невысказанный вопрос и шепчет одними губами: «Это он!»
Все потеряно. Труд многих месяцев, средоточие надежд. Мелькнувшая на горизонте победа оборачивается сокрушительным поражением, а на лицах правителей читаются облегчение и насмешка. Они уже готовы объявить таном этого незнакомца в доспехах воина, не думая, что он чужак для клана, не задаваясь вопросом, где был наследник последние десять лет и куда может исчезнуть снова.
Просто за то, что он — чистокровный фэйри.
— Рэндольфу леан Фианнамейлу сейчас должно быть не больше двадцати. Несовершеннолетний юнец. Ваш протеже, кажется, несколько старше.
Ламберт протестующе сжимает мою руку под столом, но это бесполезно. Пусть он узнал брата, я не сдамся!
Буду драться до последнего.
Глаза Марция Севруса полыхают гневом:
— Ты обвиняешь меня в подлоге, человечка лорда-Стража?
— О, нет! Всего лишь пытаюсь понять, как случилось, что наследник старше, чем должен быть?
— Рэндольф! — в голосе князя слышен приказ, но фэйри только пожимает плечами.
— Так получилось.
— Замечательное объяснение. Спасибо, теперь все понятно, — я чувствую, как мои губы раздвигаются в злой усмешке. В такие минуты я и впрямь ощущаю себя голосом Элвина — говорю с его интонациями и его словами. — А задумывались ли вы, сиятельные князья и достойные таны, каким правителем будет тот, кто сбежал от своего Предназначения еще в детстве?! Кто не знает своего рода? Кого никогда не учили править — вас ведь не учили, не так ли, Рэндольф?
Бесполезно! Сиятельным князьям и танам плевать на заботы клана! Лишь бы не допустить правления полукровки и победы человечки в споре!
— Заткните ее кто-нибудь! — возмущается Стормур.
— Она — Голос Стража, а заткнуть Элвина всегда было сложной задачей, — княгиня Иса развлекается, это видно по ее лицу. Я оправдала ее ожидания, пусть и совсем не так, как собиралась.
Поднимается шум. В голосах я с изумлением ловлю обрывки речей в защиту своего подопечного.
