— Что, простите?
— Я хочу, чтобы вы записали для меня ключ к головоломке.
— Послушайте, мисс Майтлтон…
— Никаких отговорок. Ты слышал, что сказала мисс Майтлтон? — Терри одобрительно подмигнул мне. Призрак был доволен тем, как я задавала вопросы. — Выполняй.
А Рэндольф ненавязчиво коснулся кончиком меча его шеи.
Глава 9. Люди, фэйри и прочие твари
Франческа
— Может, вот эту шляпку?
— Ага. Безусловно. Шляпка — то, что надо. Именно! — говорит он, не отрывая взгляда от парящего в воздухе светящегося шара, заполненного жидким зеленым огнем. Повинуясь движениям его пальцев, шарик медленно съеживается в ослепительную светящуюся точку.
— Ты не смотришь!
— Я и так знаю, что у сеньориты безупречный вкус.
Из точки проклевывается тонкий росток. Вздрагивая, точно живой, тянется вверх, раскрывая тонкие листочки. Фантом мигает, меняет окрас на ярко-оранжевый, и на вершине стебля расцветает бутон.
— Как я выгляжу?
— Ослепительно, как всегда.
В центре цветка угадывается фигурка крохотной обнаженной женщины с тонкими стрекозиными крылышками за спиной.
— Элвин!
— М-м-м?
— Ну посмотри же на меня!
Муж не слышит. Его лицо сосредоточенно, брови нахмурены, пальцы мелькают в воздухе быстро-быстро.
Музыкант, исполняющий сложнейший пассаж.
Маг за работой.
Обычно я люблю наблюдать, как он тренируется, оттачивая мастерство, но сейчас это зрелище только злит. Зря я, что ли, полчаса уговаривала его посмотреть на мой наряд?
Кладу руку ему на плечо:
— Элвин!
Цветок идет рябью и расплывается некрасивым пятном. С чувством выругавшись, Элвин сминает его, как неудачный черновик. В воздухе повисает едкий запах гари.
— Франческа, ну что ты творишь? Разве я лезу к тебе, когда ты штудируешь законы?
— Я не штудирую законы, когда мы собираемся на прием.
— У меня не было выбора. Иначе я рисковал умереть от скуки, ожидая, пока сеньорита определится.
— Так помоги мне. Какая шляпка лучше?
— Эта, — кивает он не глядя.
— Подожди, я примерю.
— Ни в коем случае! Не заставляй меня в этом участвовать или я вынужден буду честно сказать все, что думаю о твоих шляпках.
Я с досадой кусаю губы. Ну вот, напросилась, называется.
— Они так ужасны?
— Радость моя, — проникновенно говорит Элвин, — ты могла бы поехать не только без шляпки, но и без платья. Зачем прятать красоту?
Да уж. Мой муж знает толк в комплиментах.
* * *
Я выбираюсь из кареты, но на последних ступеньках Элвин подхватывает меня за талию, чтобы поставить рядом с собой.
— Я и сама могу спуститься! — притворно возмущаюсь я, даже не пытаясь высвободиться из его объятий.
— О, я не сомневаюсь в ваших способностях, леди, — шепчет он, целуя меня за ухом. — На днях сеньорита доказала, что для нее не существует невозможного.
Случайное прикосновение губ вдруг разом заставляет меня вспыхнуть от вожделения. Ноги слабеют; чтобы не упасть, я обнимаю своего мужчину. Перед глазами встают непристойные, но такие возбуждающие картинки, и я вдруг понимаю, что шнуровка платья затянута уж слишком туго…
Элвин мгновенно ловит мой изменившийся настрой. Прижимает к себе крепче и целует еще раз — теперь в полураскрытые губы. Настойчиво и властно, поцелуем, который способен воспламенить и монахиню.
Забыв обо всем, кроме друг друга, пьяные объятиями и прикосновениями, мы так и замираем у входа во дворец княгини.
— Может, к грискам этот прием? — выдыхает он, прерывая поцелуй. — Дома отпразднуем твою победу.
Мне невыносимо хочется ответить «да».
В последние месяцы мы так отдалились. Все мое время и силы уходили на дело Ламберта, все мысли были о сводах законов и летописях из архива. Я не чувствовала привычного влечения, секс стал редким и торопливым, словно на бегу.
Элвин едко шутил по этому поводу, но терпел мою холодность. Так же, как я всегда сносила его периоды затворничества.
И вот теперь я словно проснулась. Тело вспомнило, что я женщина, а рядом — любимый мужчина.
Как же не вовремя…
— Нельзя. Ты же знаешь.
— Ладно, — мурлычет он мне на ухо. — Во дворце Исы полно уютных чуланчиков, сеньорита. И мы еще не все из них опробовали.
— Нет.
Кровь бросается мне в лицо, как всегда, когда я вспоминаю о том случае, когда поддалась на его уговоры.
В чулане было тесно, стояли какие-то ведра, тазы, швабры. Элвин притиснул меня к стене и долго, ругаясь, задирал одежду — как назло, в тот день я надела пышное платье с множеством юбок. Было неудобно и безумно страшно, что нас застукают. Я балансировала на одной ноге, цеплялась за его шею, чтобы не упасть, и кусала губы. В голове билась одна-единственная мысль: «Только не стонать!» А не стонать было невозможно — он врывался в меня резко, глубоко, и мое тело отзывалось сладостными спазмами на каждое движение. Хотелось кричать в голос от осознания своей развратности, порочности, от обжигающего стыда и такой же обжигающей похоти…
Шаткий шкафчик рядом трясся в такт нашим толчкам, и в этот момент я услышала за дверью рядом голоса — мимо шли фэйри. Я представила, как кто-то из них, привлеченный звуками из чулана, заглядывает внутрь, чтобы увидеть нас. Меня. У стены, с раздвинутыми ногами, лиф расшнурован, юбки задраны, одна нога лежит у него на бедре, а он берет меня прямо так, не снимая одежды, как шлюху…
Невыносимо стыдно и страшно. Сладостная отрава этого страха и стыда стала последней каплей! Я прокусила себе губу до крови, чтобы не закричать, но даже не заметила этого. Слишком хорошо, мучительно-хорошо было. Фэйри остановились за дверью, перемолвились несколькими словами, послышался смех. Мы замерли, сдерживая стоны.
Стоит мне закрыть глаза и вызвать в памяти этот чулан, я вспоминаю то мгновение. Стыд, страх, безумное возбуждение, сводящее с ума ощущение мужчины внутри, горячие и жадные губы, сильные пальцы, стискивающие ягодицы, — позже оказалось, что он наставил мне синяков.
И голоса фэйри за хлипкой дверью.
Наслаждение было невероятным. Долгим, почти болезненным. Мы, задыхаясь, сползли по стенке. И еще минут двадцать просто сидели в обнимку. Не осталось сил даже на разговоры.
А потом я почувствовала себя ужасно развратной и грязной. Чуть не расплакалась. Элвин поцеловал меня в нос и сказал, что я маленькая ханжа. Но совершенно изумительная и замечательная ханжа.
