– Я не знала. Надо это как-то отметить. Закатить вечеринку.
– А я хочу отметить юбилей, выспавшись хорошенько.
– Послушай, а продержаться до следующей пресс-конференции никак не сможешь? На которой ты просто обязан появиться?
Я кивнул:
– Ладно, так и быть. Но сначала предстоит одно небольшое дельце.
Брови ее поползли вверх.
– Давай, выкладывай.
– Я не хочу, чтобы Уолден Фишер узнал об этом в новостях. Не хочу, чтоб он включил радио и услышал, что мы схватили парня, который убил его дочь. Он должен узнать первым и выслушать это лично от меня.
Ронда Финдерман кивнула:
– Согласна.
– Так что сейчас прямо к нему и поеду. А потом позвоню родителям Лорейн Пламмер. Ну и, наверное, Билл Гейнор заслуживает того же, пусть даже и находится в тюрьме.
– Я сама ему сообщу, – вызвалась Ронда. – Ну а потом займусь бумажной работой, необходимо выдвинуть официальное обвинение против Карлсона.
Я поблагодарил ее кивком. Выплеснул недопитый кофе в раковину и вышел из здания. Хотел уйти тихо и незаметно, но тут увидел Рэндела Финли – он стоял возле моей машины.
– Так и подумал. Ты там, где твои колеса, – сказал он. – Как раз собирался зайти и поискать тебя там.
– Привет, Рэнди.
– Это правда? – спросил Рэнди.
– Что правда?
– Хотят слухи, что вы кого-то поймали. Ну, виновника всех этих убийств. Женщин.
– Сегодня чуть позже состоится пресс-конференция, там все и скажут.
– И о Викторе Руни я тоже слышал. Господи, Барри, да у тебя сегодня счастливый день! Это ведь ты все раскопал? В обоих случаях, да? Ты вычислил этих гадов?
Никаким вымученным энтузиазмом, который был мне так ненавистен, от него и не пахло. Я слышал в его голосе лишь самое искреннее восхищение, но слишком устал, чтобы отдать этому должное.
– Да, весь этот день был полон открытий, – заметил я. – Но во многом еще надобно разобраться.
– Помнишь, что я всегда говорил? Это ты должен быть шефом городской полиции. Ты самый подходящий человек на этот пост.
– У нас уже есть шеф, – отозвался я. – И справляется она просто прекрасно. Я не забыл, сколько дерьма ты вылил на нашу полицию. – Впрочем, злости у меня в голосе не было. – Кроме того, не понимаю, какое все это имеет к тебе отношение.
– Я передумал, – произнес Финли.
– Ты… что?
– Я буду участвовать в выборах на пост мэра. Найду удобный момент после траурных мероприятий, – тут он склонил голову в знак памяти о погибших, – и заявлю об этом официально.
– С чего это вдруг такие перемены?
– А чем еще я могу заняться в этой жизни, Барри? Просто сидеть и разливать воду по бутылкам? Да я так с ума сойду! Я должен заняться чем-то более значительным и важным. Мне нужны перемены.
Рэнди произнес это с таким выражением лица, что я сразу ему поверил.
– Что ж, поступай, как считаешь нужным, – произнес я. Распахнул дверцу автомобиля и сел за руль.
– Я вот еще что хотел сказать. Если вдруг услышишь нечто такое, что парню в моем положении не помешает знать, будь другом, сообщи. Тебе это зачтется, за мной не заржавеет.
Боже. Мы вернулись к тому, с чего начали, когда он нашел этих чертовых белок.
По дороге я позвонил Морин, сообщил ей последние новости.
– Интересно, открыты ли сегодня магазины, – сказала она.
– А тебе зачем?
– Я могла бы купить тебе торт.
– Предложение принимается.
Мне показалось, что она хочет сказать что-то еще, но голос ее затих.
– Морин?..
– Да, я слушаю. Просто я… весь день крепилась, держала это в себе. В Интернете опубликован список. Погибших, – добавила она после паузы.
– Вот как.
– И там много наших знакомых. Помнишь Алисию, с которой я работала?
– Да, и что?
– Она потеряла обоих родителей. Они проживали вместе в доме для престарелых. По радио говорили, что в заведениях для пожилых погибло сорок два человека. Они умерли прежде, чем их успели доставить в больницу. Таким образом, общее число потерь свыше двухсот человек.
Масштаб трагедии оказался столь велик, что я на несколько мгновений лишился дара речи. Хотя считал, что уже давно утратил способность удивляться или ужасаться чему бы то ни было.
– У меня тут еще пара дел, – сказал я Морин, – потом мы с Рондой должны сделать официальное заявление об аресте Ангуса Карлсона, ну и после этого сразу домой.
– Люблю тебя, – произнесла Морин.
– И я тебя тоже люблю.
* * *
Я поднялся на крыльцо дома Уолдена Фишера, постучал костяшками пальцев в дверь и вдруг почувствовал, что никаких сил у меня просто не осталось. Навалилась страшная усталость. А Уолдену понадобилось не меньше полминуты, чтобы подойти к двери. Я едва его дождался, голова страшно кружилась.
– Кто там? – поинтересовался он и отворил дверь. И тут же, узнав меня, пробормотал: – А, детектив.
– Мистер Фишер, – я протянул ему руку.
Уолден потирал подушечку большого пальца правой руки о кончик пальца указательного. Затем что-то обнаружил на ногте, видимо, заусеницу, и отгрыз ее.
– Прошу прощения, – сказал он и лишь после этого протянул мне руку, которую я нехотя пожал.
– Могу я войти?
– Да, да, конечно, – ответил он и посторонился, пропуская меня в дверь. – Так и думал, что вы сегодня заглянете.
Неужели он уже знает о Карлсоне?
– Вот как? – спросил я.
– Да в новостях передавали. О Викторе. Бог мой, просто не верится. В голове не укладывается, что этот парень мог такое сотворить.
Ну, конечно. Эта новость уже стала достоянием общественности.
– Вы уж простите, что не зашел к вам сразу сообщить эту новость, – сказал я. – Должен был. Но возникли непредвиденные обстоятельства. Произошло еще одно событие, на мой взгляд, куда более важное для вас.
Уолден вопросительно взглянул на меня:
– Что именно?
– Не возражаете, если я присяду? – спросил я.
Мы прошли в гостиную и уселись в кресла. Уолден примостился на самом краешке, все телом подался вперед. Рядом с ним на угловом столике стоял снимок его жены Бэт и дочери Оливии. По моим прикидкам, девочке в ту пору было лет двенадцать.
И обе они улыбались.
– У нас в камере предварительного заключения находится подозреваемый в убийстве Оливии, – сказал я.
