– Что? Кто? – спросил Уолден.
– Тейт. Тейт Уайтхед.
Уолден кивнул:
– Да, я знал, что на водоочистке работает по ночам только один человек. И это был Тейт. Я не мог допустить, чтобы мне помешали. Понадобилось немало времени, чтоб занести туда все необходимое.
– Натрия… как его там?
– Азид, – подсказал он.
– Да, – кивнул я. – Именно так. Азид натрия.
– А на то, чтобы раздобыть его, времени ушло еще больше. Почти два года. Я постепенно накапливал вещество, зная, что наступит день – и оно мне пригодится. Только тогда я еще не знал, когда он наступит, этот момент. Но одно знал точно: ни за что этого не сделаю, пока жива Бэт. Я не мог так рисковать. Что бы с ней стало, если б меня схватили? Но потом она умерла, и я понял, пора действовать.
– Уолден… прошу тебя, пожалуйста, не убивай меня… Сдайся. Ведь поначалу ты рассуждал правильно. Просто объяснишь всем, почему ты это сделал. Заставишь их понять, что они подвели тебя, подвели и предали Оливию.
Он окинул меня мрачным взглядом:
– Ты уж прости. Но нет.
– Уолден, выслушай меня. Ты…
В дверь громко постучали.
Уолден резко обернулся.
– Господи… – Лицо его исказилось от страха.
– Уолден? – кричал кто-то. – Ты дома?
Мне показалось, я узнаю этот голос, пусть он пробивался сквозь гул и пульсацию крови в ушах. И еще у меня возникло ощущение, что если я сейчас встану и посмотрю в зеркало, то приду в ужас от увиденного.
– Уолден! Это Дон! Дон Харвуд!
Я был прав. Я знал этот голос. Он принадлежал отцу Дэвида.
– Минуточку! – крикнул Уолден.
Он наклонился ко мне, ствол пистолета находился всего в нескольких дюймах от моего окровавленного носа.
– Я поговорю с ним, – сказал он. – Но если ты издашь хотя бы один звук, просто пискнешь, я убью его. Застрелю из твоей пушки. Ты меня понял?
Я кивнул.
– У тебя есть наручники?
– Что?
– Ну, ты же носишь с собой эти пластиковые наручники?
Мне едва удалось выдавить кивок.
– Смотри у меня, не дури, – предупредил он. А потом обернулся и крикнул: – Уже иду, Дон!
Я старался засунуть руку в карман. Достал один пластиковый наручник. Уолден отступил на шаг, продолжая целиться в меня. Он боялся приковать меня наручником. Возможно, опасался, что при сближении я могу что-то выкинуть. А я как раз собирался это сделать.
– Прислони руку к этой ножке, – он указал на толстую фаянсовую ножку, на которой держалась подставка для раковины. – Ну а теперь другой рукой пристегни ее наручником.
Тогда я останусь в ванной комнате, из нее мне не вырваться. Совсем другое дело, если бы он просто сковал мне запястья наручниками.
Я повиновался и приковал правую руку к фаянсовой ножке. Обе руки у меня были в крови, ворочаясь, я оставил на кафельном полу множество кровавых отпечатков. И из сидячего положения перешел в лежачее. Распростерся на полу, а голова находилась между унитазом и подставкой для раковины.
– Запомни, – еще раз предупредил он. – Только попробуй вякнуть, и Дон тут же умрет. Ну а потом и ты тоже, если будешь плохо себя вести.
Он повернул кран, пустил воду и смыл с рук свою и мою кровь. Затем тщательно вытер их полотенцем, вышел в коридор и захлопнул дверь в ванную.
А я остался лежать на полу – 280 фунтов сплошной боли. Залез свободной рукой в карман, вытащил телефон. Перевернулся на бок, несколько раз сморгнул, чтобы кровь, скопившаяся в глазу, не застила зрение и чтобы стал виден экран.
Дверь приоткрылась.
Вошел Уолден. Наклонился и вырвал у меня из руки мобильник.
– Просто не верится, что я мог забыть про это, – пробормотал он и снова захлопнул за собой дверь.
Я закрыл глаза и опустил голову на прохладный плиточный пол. Ухо мое находилось совсем рядом со щелью под дверью, и поэтому я слышал, что происходит в доме.
– Приветствую, Дон, как поживаешь? – сказал Уолден. – Прости, что заставил так долго ждать.
– Ничего страшного. Я зашел не вовремя?
– Да нет, я как раз собирался выйти. Иначе бы пригласив тебя в дом.
– Да ладно, все нормально, – отозвался Дон. – Я тогда по-быстрому все расскажу, чтобы не задерживать. Хотя о таких вещах трудно говорить в спешке.
– О чем трудно говорить?
Настала долгая пауза.
– Дело в том, Уолден… я хотел рассказать тебе, когда ты заходил тут на днях. Ну, когда я должен был зайти в школу и забрать внука, помнишь? Это уже давно не дает мне покоя, просто съедает изнутри.
– Что съедает?
– Понимаешь… Господи, до чего ж трудно это вымолвить, но я, чтобы ты знал, был одним из них.
Настал черед Уолдена держать долгую паузу.
– Одним из них?
– Тем вечером я был неподалеку от парка. Ну, тем вечером, сам понимаешь, когда Оливия… когда она умерла.
– Ты был там?
– Я слышал, понимал, что там происходит что-то неладное. И я растерялся, просто не мог сообразить, смогу ли я хоть чем-то помочь. Я находился не слишком близко. Но ведь я мог сделать хоть что-то! Мог бы позвонить копам или побежать в парк на крик. Я все время проворачивал и проворачивал это у себя в голове, никак не мог решить, изменило бы это что-то или нет. Нет, честно, не думаю, что мне удалось бы ее спасти, Уолден. Но возможно, я сам стал бы лучше, если бы вмешался, ну хоть что-то сделал. Хотя бы увидел сукиного сына, который сотворил с ней такое.
– Зачем ты все это мне говоришь?
– Хочу снять тяжесть с души, Уолден. Чувство вины, оно прямо пожирает меня изнутри.
Я подумал: может, закричать? Может, стоит позвать на помощь? Но тогда я убью Дона Харвуда. А я не хочу этого делать. К тому же, подумал я, после всех этих признаний Дона Уолден вдруг решит убить его. Мне было страшно больно и неудобно лежать на боку, и тогда я перевернулся на живот, опираясь свободной рукой о плитку пола. И вдруг пальцы нащупали что-то.
Я толкнул ножку раковины, хотел испытать ее на прочность. Подумал, что если удастся разломать ее, то можно будет высвободить руку, прикованную наручником. Но тогда раковина с грохотом обрушится на пол, и Уолден точно застрелит Дона. Как застрелил бы, если б услышал мой крик.
– Ладно, чего теперь, – сказал Уолден. – Все нормально.
– Нет, Уолден, ничего не нормально. И я не прошу у тебя прощения. Понимаю, что на твоем месте сам бы никогда не простил, но…
– Да нет, правда, все нормально, Дон. Я рад, что ты зашел и сказал все это.
