Голова Байты беспомощно упала на грудь. Блеснула скатившаяся по щеке слезинка. Байта не плакала с детства.
Все тело Торана сковал страшный спазм, он не в силах был пошевелить ни рукой, ни ногой, разжать стиснутые зубы. Лицо Магнифико стало подобно белой мертвенной маске.
Наконец Торан изменившимся до неузнаваемости голосом прохрипел:
– Значит, ты за Мула! Он достал тебя, обработал!
Байта подняла голову. Рот ее болезненно искривился.
– Я – за Мула? Ты шутишь. Смешно.
Она горько усмехнулась, отбросила волосы со лба. Постепенно к ней вернулся голос, похожий на обычный.
– Все кончено, Торан. Теперь я могу говорить. Сколько еще я проживу, я не знаю. Но теперь я могу говорить.
Напряжение, сковавшее Торана, отпустило его, уступив место страшному, непобедимому безразличию.
– О чем говорить, Бай? О чем теперь можно говорить?
– О несчастьях, которые преследовали нас. Мы уже говорили об этом, Тори. Разве ты не помнишь? Как беда все время ставила нам подножки, но так ни разу и не сбила с ног? Мы были в Академии, и Академия пала, а Независимые Торговцы продолжали сражаться, но мы успели вовремя улететь в Хейвен. Мы были в Хейвене, и Хейвен пал, а остальные продолжали сражаться – и снова мы успели вовремя улететь. Мы прилетели на Неотрентор, а теперь он, конечно же, захвачен Мулом.
Торан слушал и качал головой.
– Не понимаю…
– Тори, в нормальной жизни так не бывает! Ты и я – мы ведь люди маленькие. Мы не оказались бы втянутыми в водоворот политических событий, если бы только не таскали этот водоворот всюду за собой! Мы страдаем потому, что возим с собой источник инфекции! Теперь понимаешь?
Губы Торана были плотно сжаты. Он с ужасом смотрел на окровавленные останки того, кто несколько мгновений назад был таким родным и близким человеком, и взгляд его был полон тоски и отчаяния.
– Давай уйдем отсюда, Бай. Выйдем на воздух.
Небо затянули дождевые облака. Дул порывистый ветер, развевая темные волосы Байты. Магнифико плелся позади и, по всей вероятности, не слышал, о чем они говорили.
Дома Торан сердито спросил:
– Так ты убила Эблинга Миса потому, что считала его источником инфекции?
Что-то во взгляде жены напугало его. Он прошептал:
– Он – Мул?
Сказал и сам не поверил в то, что сказал.
Байта нервно рассмеялась.
– Бедный Эблинг – Мул? О господи, нет! Если бы он был Мулом, я бы не смогла убить его. Он бы узнал о моих намерениях и превратил бы мою ненависть в любовь, преданность, обожание, страх – во что угодно. Нет, я убила Эблинга не потому, что он был Мулом. Я убила его, потому что он знал, где находится Вторая Академия, и через две секунды он бы раскрыл Мулу эту тайну.
– Раскрыл Мулу эту тайну… – тупо повторил Торан. – Раскрыл бы Мулу…
Издав дикий вопль, он в ужасе обернулся, чтобы посмотреть на скорчившегося в углу паяца. Было не похоже, чтобы он понял что-то из сказанного.
– Ну не Магнифико же… – прошептал Торан.
– Слушай, – тихо сказала Байта. – Ты помнишь, что произошло на Неотренторе? Ну, вспомни и подумай, Тори!
Но он мотал головой и что-то беззвучно бормотал.
Она устало продолжила:
– На Неотренторе умер человек. Умер человек, к которому никто не прикасался. Так? Магнифико играл на видеосоноре, и, когда кончил играть, кронпринц был мертв. Ну разве не странно? Разве это не странно, что существо, которое боится всех и вся, совершенно беспомощное от этого страха, обладает способностью убивать, когда захочет?
– Музыка и световые эффекты, – пробормотал Торан, – оказывают сильное эмоциональное воздействие…
– Вот именно – эмоциональное воздействие! Очень сильное. Эмоциональное воздействие – это ведь из области способностей Мула! Ну ладно, это, может быть, совпадение. Но все-таки существо, совершившее убийство, по определению жутко боязливо. Допустим, его обработал Мул, возможно, все этим объясняется. Но, Торан, мне тоже немного перепало от той музыки, которая прикончила кронпринца. Совсем немного, но этого оказалось достаточно, чтобы меня охватило то самое чувство, которое я испытала в Склепе Селдона. То самое чувство отчаяния и безнадежности, которое потом я испытала в Хейвене.
Лицо Торана потемнело.
– Я тоже ощущал что-то подобное… Но я забыл. Я никогда не думал…
– Вот тогда я впервые догадалась. Это было смутное чувство – интуиция, если хочешь. Я об этом больше не думала. Потом Притчер рассказал нам о Муле, о том, какова природа его мутации, и мне сразу все стало ясно. Это Мул создал атмосферу отчаяния и паники в Склепе Селдона. Это Магнифико создал атмосферу отчаяния на Неотренторе. Это была одна и та же эмоция. Значит, Мул и Магнифико – один и тот же человек. Разве не логично, Тори? Разве это не как аксиома в геометрии – два отрезка, равные третьему, равны между собой?
Она была на грани истерики, но держалась из последних сил. Она продолжала:
– Догадка меня страшно напугала. Если Магнифико – Мул, думала я, значит, ему известны мои эмоции и он может использовать их для своих целей. Я старалась вести себя так, чтобы он ни о чем не догадывался. Я избегала его. К счастью, и он избегал меня. Гораздо больше меня его интересовал Эблинг Мис. Я решила, что убью Миса, прежде чем он успеет сказать главное. Я решила это втайне и хранила тайну как только могла – настолько, что самой себе старалась не признаваться. Если бы я могла убить самого Мула! Но я не могла рисковать. Он бы заметил, а тогда все бы пропало.
Она была совершенно измучена. Торан резко выпалил:
– Это невозможно! Ты только посмотри на это ничтожество! Он – Мул? Да он даже не слышит, о чем мы говорим!
Не глядя, он ткнул пальцем в тот угол, где сидел Магнифико. Но когда он туда посмотрел, то с ужасом увидел, что Магнифико выпрямился во весь рост, что глаза его смотрят сурово и смело. Он сказал совершенно спокойно и без всякого акцента:
– Я прекрасно слышал, что она сказала, мой друг. Просто сейчас я сидел и размышлял о том, как это я, при всем своем уме и способности все предвидеть, мог допустить роковую ошибку и так много потерял.
Торан в испуге откинулся на спинку кресла, как будто боялся, что сам паяц или его дыхание могут коснуться его.
Магнифико кивнул и ответил на незаданный вопрос:
– Я – Мул.
Он больше не был смешон – его скрюченные руки и ноги, его длинный нос стали скорее страшны, чем потешны. Он держался спокойно и уверенно.
Он великодушно проговорил:
– Сидите. Можете даже прилечь поудобнее. Игра окончена, и мне хотелось бы рассказать вам свою историю. Это моя слабость – желание, чтобы меня кто-то понял.
