– Отличная идея, идем.
И они пошли по лестнице на двенадцатый этаж.
Этажа до шестого Владимир вполне бодро рассказывал, «как он сам», затем пошли трудности, а с десятого по двенадцатый пришлось подниматься молча, лишь тяжело дыша.
– Сдаешь, Володя, сдаешь, – усмехнулся Феликс, заходя на лестничную площадку и направляясь к двери своей квартиры, – мотору-то тренировка нужна.
– Нужна, – привалившись к стене, тот пытался отдышаться, – да где ж на нее времени взять?
– Теперь по лестнице будем ходить – тоже польза.
Феликс открыл дверь, в прихожей вспыхнул свет. Владимир разулся и сунул ноги в свои черные кожаные тапочки, как обычно стоявшие в углу. За все время их длительного сотрудничества Владимир не раз отмечал про себя, насколько педантичен его работодатель. В квартире всегда все вещи, предметы, мелочи стояли на одних и тех же местах, казалось, что ни одна ваза, книга, подсвечник никогда не сдвигались хоть на сантиметр в сторону. Так же и эти тапки – всегда в одном и том же углу, повернутые носками к двери под одним и тем же градусом.
Гость с хозяином прошли в столовую, и Феликс спросил, не голоден ли тот.
– Не отказался бы от бутерброда, не успел поужинать сегодня, – признался Владимир.
– К сожалению, большего предложить и не смогу, – развел руками Феликс, – только их, скромные холостяцкие бутерброды.
Оставив Владимира, он ушел на кухню, а Владимир положил папку-портфель на круглый стол, накрытый темно-вишневой, искусно расшитой скатертью, чьи перетянутые золотыми шнурками кисти касались пола, и прошелся по комнате взад-вперед, избегая наступать на ковер. Отчего-то ему всякий раз было жаль топтать старинный шелковый ковер, место которому было на стене, никак не на полу.
Как были обставлены другие комнаты в квартире, Владимир не знал. Они с Феликсом всегда общались только в столовой – просторном помещении, интерьер которой дал бы фору какой-нибудь старинной усадьбе. Каждая вещь, деталь, предмет обстановки – произведение искусства. Все подобрано и выстроено с безупречным вкусом, отчего вся эта роскошь не выглядела вульгарной или надменной.
Знакомы они с Феликсом были без малого двадцать пять лет. Владимир Сергеевич являлся его доверенным лицом во всех делах на территории Российской Федерации, требующих дневного света. Не так давно Владимир вышел на пенсию и теперь занимался только делами Феликса. Они прекрасно ладили, и Владимир был бы рад не только деловому партнерству, но и дружбе, но Феликс умело держал дистанцию, а у Владимира Сергеевича хватало ума и такта эту границу не пересекать.
Феликс вернулся с подносом, на котором стояло блюдо с тонко нарезанным сырокопченым мясом, различными сырами, хлебом и бутылка красного вина. Расставив угощение на столе, он отнес поднос на кухню, вернулся и сел в кресло. Прежде чем приступить к позднему ужину, Владимир достал из папки пачку документов и протянул Феликсу.
Пока он ел, Феликс просмотрел текущие отчеты. Цифры, как обычно, радовали: финансовые дела Феликса Эдуардовича Нежинского успешно шли в гору. Удовлетворенно кивнув, он положил бумаги на стол.
– Замечания, пожелания, вопросы? – Владимир налил себе немного вина.
– Пока нет, все хорошо.
– Есть пара предложений по новым инвестициям. Может, заинтересуют?
– В ближайшее время – нет. Никаких новых инвестиций.
Владимир не стал продолжать тему. Феликс никогда не ошибался: ни один вклад или проект не стал провальным или убыточным, словно он обладал даром предвидения.
Владимир Сергеевич закончил ужинать, они еще немного поговорили о том о сем, стрелки настенных часов показали половину двенадцатого, и гость засобирался уходить.
– В конце месяца снова явлюсь, – сказал он, переобуваясь в прихожей.
– Жду, – Феликс с улыбкой пожал ему руку и закрыл за Владимиром Сергеевичем дверь.
Слушая удаляющиеся шаги, звук поднимающегося лифта, Феликс подумал, что ему жаль будет расставаться с Владимиром. Они прекрасно сработались, но раз в двадцать – тридцать лет он менял своих доверенных, чтобы те не замечали, что работодатель не стареет и не меняется.
Вернувшись в столовую, Феликс отодвинул тяжелую бархатную штору, за ней – занавеску полегче, поднял жалюзи и приоткрыл окно, чтобы поскорее выветрился запах человека. После стал убирать посуду со стола. Его движения были безжизненными, механическими, словно мужчина вовсе не обращал внимания на то, что делает.
Наведя порядок, Феликс сел в кресло, откинулся на спинку и закрыл глаза. Так и сидел неподвижно, пока не раздался стук в оконное стекло и не зацокали по подоконнику птичьи когти.
– Ты сегодня рано, Паблито, – не открывая глаз, произнес Феликс.
– Ничего не рано! – хрипло каркнул ворон. – Я точный, как часы!
– Жди внизу, сейчас иду.
Оставив окно открытым, Феликс спустился на парковку. На крыше его машины уже топтался Паблито – крупная черная птица с отливающими металлическим блеском перьями. В рядах автомобилей ворон всегда безошибочно находил «Ауди S8» темно-зеленого цвета «амулет». Феликс открыл переднюю дверь, ворон привычно запрыгнул на пассажирское сиденье, а мужчина сел за руль.
– Какой-то ты кислый. – Поблескивая, круглые птичьи глаза бесцеремонно уставились на застывшее холодное лицо. – Что стряслось?
– Сговорились вы все сегодня, что ли? – Феликс выехал со стоянки и направил автомобиль к шоссе.
– Нет, ты сегодня вправду мрачнее обычного. Что с тобой? – продолжал допытываться ворон.
– Тоска, – сухо ответил Феликс, чтобы ворон отвязался, и этим ограничился.
– А, скука! Понятно. – Паблито потоптался по сиденью, встряхнулся, ероша перья. – Чего бы тебе не найти какое-нибудь занятие, которое еще не успело надоесть?
– За половину тысячелетия может надоесть все, что угодно.
Феликс притормозил на светофоре и посмотрел на пешеходов. Даже в такой поздний час народ все куда-то шел, куда-то торопился. Большинство выглядели серьезными, чем-то озабоченными, словно даже на ходу люди раздумывали о чем-то очень важном, решали какие-то глобальные проблемы.
– А если снова начать охоту на людей? – не унимался Паблито. – Погонять кого-нибудь в ночи по переулкам? Бодрит и освежает.
Феликс досадливо поморщился.
– Я уже лет сто не выношу этого. Как появились медикаменты с антибиотиками, человеческое тело, кровь так изменились, что стали настоящей отравой. Лет шестьдесят назад первая и четвертая группы сильно отличались от второй и третьей – совершенно разные вкусы, а теперь все одинаковое, непонятно, что пьешь. Сущая гадость. Если бы человеческую кровь возможно было подделать, я бы решил, что мне регулярно стали подсовывать суррогат.
Желтый свет сменил зеленый, и они поехали дальше. Мимо проносился ночной город во всем великолепии сверкающих огнями улиц. Взяв с приборной панели черные очки, Феликс прикрыл глаза от раздражающего мелькания иллюминации. Но вскоре света поубавилось – они свернули с магистрали.
