Затаился. С каждой минутой мутило все сильнее. Так успею переродиться и не успею отомстить. Это злило. Весь мир сузился до сектора обстрела, а все мысли были только об одном. Убить! Убить тварь! Убить суку! Она хуже любого мутанта! Цемент! Будет цэ грунт! И ведь тварь, как в голове что уживалось, не конфликтуя, идеологическую базу под убийство подвел, честный рейдер, д’Артаньян.
Цемента подвела привычка. Да как и меня: в том мире, когда все идет все без сучка и задоринки, действуешь просто, не оглядываясь, не страхуясь. Оказалась даже моя предусмотрительность в виде защелкнутого на место навесного замка лишняя, он не заглянул в специальное смотровое отверстие, закрывающееся с той стороны. Долго ковырял в замке ключом, потом со скрипом открыл дверь, что-то втащил тяжелое, начал закрывать… До его затылка было меньше сорока сантиметров, поэтому я без обличительных и патетических речей просто надавил на спусковой крючок автомата, отсекая три патрона. Надо отдать должное: этот рейдер был матерым волчарой, в последний момент что-то почувствовал, я видел, как напряглось его тело, но ничего тот больше сделать не успел.
Остроносая тяжелая пуля на скорости примерно семьсот метров в секунду вонзилась в затылок, плеснув красным на пол и стены, отрикошетив со звоном от железной двери, улетела куда-то дальше по коридору. Остальные две пули, пролетев мимо цели, едва не поразили меня самого точным рикошетом. Одна прожужжала рядом с ухом, которое ощутимо обдало потоком воздуха, вторая… не понял, но тоже близко. Впрочем, мне было плевать. Главное, своей цели я достиг! Таланты Улья не помогли в данном случае Цементу. Без мозгов даже, как он говорил, матерая элита не живет, хотя у него получалось.
Последнее, что успел сделать, прежде чем сдаться заразе, с которой организм боролся с переменным успехом, – закрыть дверь на ключ. Потом опустился по стенке на пол. Одна из самых радостных мыслей была донельзя злорадной и абсолютно антигуманной. После перерождения я сожру труп своего врага… Главное – до той девочки в камере не добраться. Спасибо тебе, милая, без тебя вряд ли я смог бы это сделать. Даже после смерти смогла помочь. Вон как тогда меня подвигло на поступок. Стоп! Если я превращусь в мертвяка и сожру Цемента, то эволюционирую. А если смогу сломать дверь в камеру? Там же будет для меня корм! И эта девушка.
И мысль набатом: так нельзя!
Дотянулся до пистолета под мышкой, ухватил удобную рукоять, потянул, но он не поддавался. Видимо, сил совсем не осталось. Тяжелый-тяжелый, он и раньше пушинкой не был, но теперь…
– Да отцепись же ты, сука! – прошипел, чуть не плача от бессилия.
Застрелиться я не успел…
Глава 4
Кельтский крест
В себя я пришел резко, разом, как будто из омута вынырнул.
Открыл глаза и едва не заорал в голос – по ним резануло светом будь здоров, будто на электросварку вблизи глянул, как ножом в каждый кольнули.
Следующее ощущение – холодно. Холод жуткий, казалось, будто проморожена каждая клеточка организма. Затем понимание, что одежда промокла насквозь. И как-то разом заболело все: тянуло каждую мышцу, ломило кости, выворачивало суставы. Еще голова тяжелая-тяжелая, в нее ударами сердца, будто многотонным копером вколачивали железобетонную сваю.
Бду-ум! Ду-ум! Бду-ум!
Ощущения незабываемые и настолько же болезненные. Может быть, и закричал или застонал, вот только пересохшая глотка и растрескавшиеся губы могли издать чуть слышное шипение. И набатом одно: живчик мне нужен, чертов живчик!
Только в этот момент пришло понимание окружающей реальности и осознание себя в ней. Вспомнил все, как тот Шварценеггер. И где нахожусь, и Цемента, и уготованную мне судьбу, и его кончину, и другой мир – Стикс.
Осторожно-осторожно чуть приоткрыл глаза. Нет, все же свет слепил. И откуда его здесь столько? Помню ведь, что в подземной тюрьме узкие и небольшие окна, почти у самого потолка, заложенные лучшим стеклоблоком на свете – советским, который сам по себе плохой проводник солнечных лучей.
Чуть приподняв голову с пола, смог разглядеть, в какой стороне находился труп врага. У него точно должно быть топливо, необходимое каждому выжившему в Улье. Вот здесь и накрыла дикая радость – я жив! Я, мать вашу, живой! А значит, еще побарахтаемся!
Резко попытавшись встать, едва не потерял сознание, когда свалился обратно, очень больно приложившись макушкой о пол. И только минут через пять, напрягая все силы ослабленного организма и всю силу воли, чтобы вновь не распластаться на бетоне, мне удалось встать на четвереньки.
Время я не засекал, но не меньше получаса преодолевал расстояние в три-четыре метра до трупа Цемента. Со стороны, наверное, походил на дезориентированного жука, который не столько движется к цели, сколько крутится на месте. Вот и у меня так же. Судорожный рывок вперед, объятия с полом, потом запредельные усилия, чтобы подняться на четыре точки, и оказывается, что труп находится совсем в другой стороне. Снова паралитичные движения, опять лицом в бетон, и так до победного.
Стоит ли говорить, какое ощущение эйфории охватило, когда я добрался до Цемента, в которого вцепился, как пассажир «Титаника» в спасательный круг, и смог далеко не с первого раза вырвать из поясного подсумка литровую флягу? Потом, едва не выбив себе зубы металлическим горлышком, сделал первый огромный глоток. В тот миг будто в вену несколько кубов эфедрина вкололи. Орать от восторга хотелось, захлебываясь живчиком.
Невероятный напиток, божественный, не сравнимый ни с чем! Куда там той амброзии! Я просто ощущал, как с каждой выпитой каплей утихала ломота в костях, как переставала тянуть и перекручивать мышцы неведомая сила, как свет становился не режуще-ослепительным, а вполне нормальным, даже немного тусклым. Не меньше полфляги осушил, прежде чем удалось от нее оторваться.
Чуть закружилась голова – все же лекарство это с изрядной порцией алкоголя. А на пустой желудок та еще бомба. Сразу захотелось воды, пожрать и покурить! Напиться тоже удалось: во второй фляге была чистейшая ашдвао. Нет, действительно, для иммунных как ни назови, но живчик – это жизнь. Постепенно в теле рождалась легкость и возникала ясность мысли, отступал могильный холод, проморозивший меня насквозь, и начали включаться остальные рецепторы, а вместе с ними пришел и запах… Какой, к черту, запах?! Трупная вонь! Мерзкая, настолько тяжелая и мощная, что едва-едва сдержал рвотные позывы, немалую лепту вносила и протухшая кровь.
Часы показывали десять.
Чуть заплетаясь в ногах от головокружения, в три шага преодолел до этого невероятное расстояние, поднял автомат. Передернул затвор, звякнул о бетонный пол остроносый патрон, озорно блеснув в тусклых лучах солнечного света. Поставил «АК-103» на предохранитель и, плюнув на все и всех, закурил, усевшись по-турецки и оперевшись спиной о шершавую стену. Никотин сейчас не дурманил, наоборот, помогал начать мыслить в конструктивном русле. А подумать было над чем.
Первое: неизвестно, сколько я провалялся в забытьи. Хотя почему неизвестно? Достал гаджет, вот только незадача: он успел разрядиться, забыл отключить «поиск сети», когда началась эта свистопляска. Результат – налицо, телефон не подавал признаков жизни. Так что неизвестно. Раз трупы завоняли и так сильно, то прошло уже не менее пятнадцати-двадцати часов после наступления их смерти. Выходило, что я провел в беспамятстве не меньше суток.
