– Я не умею летать, – всхлипывал он. – Не знаю почему. Все драконы умеют, а я нет. А я так хочу летать!
– Не плачь! – Миньли погладила дракона – ей стало его ещё жальче, чем прежде. – Знаешь, я иду на Бесконечную гору к Лунному Старцу. Хочу спросить его, как мне изменить судьбу нашей семьи. Если хочешь, пойдём со мной, и ты спросишь его, как тебе научиться летать.
– Ты знаешь, где Бесконечная гора? – удивился дракон. – Я думал, никому не дано увидеть Лунного Старца. Ты, наверное, очень мудрая, раз знаешь, как его найти.
– Вообще-то нет, – ответила Миньли. – Просто мне показала дорогу одна золотая рыбка.
Глава 11
Избавить дракона от пут оказалось непросто. Приходилось то и дело нырять под воду и разрезать узлы, раздвигая колышущиеся водоросли. То погружаясь в озеро, то выныривая и без устали орудуя ножом, Миньли успела рассказать дракону о своей деревне, о золотой рыбке и о начале путешествия.
– Меня зовут Миньли, – сказала она. – А как твоё имя?
– Имя? – медленно переспросил дракон. – По-моему, у меня нет имени.
– Имя есть у всех, – сказала Миньли. – Тебя же как-то назвали, когда ты родился?
– Родился? – снова повторил дракон, силясь понять.
– Ну да. – Миньли опять подумала, что этот дракон совсем не похож на тех, о которых ей доводилось слышать. – Какое имя тебе дали, когда ты появился на свет?
История дракона
Когда я появился на свет, я услышал два голоса.
– Мастер! – сказал один голос. – Но это же великолепно! Этот дракон… он просто как живой!
– Добавь-ка воды в тушечницу, – откликнулся второй голос. Он прозвучал у самой моей головы, и я ощутил тёплое дыхание. – И говори потише, не то разбудишь дракона.
– Извините, мастер, – прошептал первый голос. – Просто эта картина немыслимо прекрасна, даже для такого искусного живописца, как вы. Когда мы преподнесём её магистрату, наша деревня прославится!
– Преподнесём магистрату! – пробурчал себе под нос мастер так тихо, что услышал его только я. – Сказал бы уж прямо – выбросим на ветер! Этот магистрат Тигр – тщеславное, напыщенное ничтожество. Заказывает себе изображение дракона, хотя это позволено лишь императорской семье. А теперь, когда его сын женился на дочке князя, он наверняка совсем распояшется. Вся надежда на картину: она завоюет его благосклонность, и деревня будет избавлена от несправедливых поборов.
– Что вы сказали, мастер? – переспросил подмастерье.
– Ничего, – последовал ответ. – Сказал только, что я нарисовал этого дракона на земле, а не в небе, как всех остальных. Может, магистрат поймёт, что богатство пригибает к земле.
– Вряд ли магистрат уловит эту мысль, мастер, – осторожно заметил ученик.
– Верно, – сказал художник. – Так или иначе, дракон придётся ему по нраву. Картина готова. Скоро приедет магистрат. Вымой кисти, но смотри, очень бережно обращайся с моей тушечницей. Это единственная тушечница, которую удалось изготовить из камня, привезённого моим учителем с одной далёкой горы. Он так никому и не сказал, что это за гора, поэтому другую такую тушечницу сделать невозможно.
– Хорошо, мастер, – сказал ученик. – Вот только дракон… он…
– Что?
– Вы сказали, что он готов, – решился наконец ученик, – но ведь вы не нарисовали ему глаза!
– Я сказал, что картина готова, – ответил художник. – Ты ещё совсем юн, мой ученик. Тебе предстоит многому научиться.
Их голоса и шаги растаяли вдали. Спину мне грели тёплые солнечные лучи, но передние и задние лапы были словно скованы льдом. Я слышал шелест ветра в ветвях и хлопанье птичьих крыльев, однако ничего не видел. Всё это было очень странно.
Должно быть, прошло какое-то время, потому что воздух стал холоднее. Наконец до меня донёсся звук множества шагов.
– Ваше великолепие, – раздался знакомый голос живописца, – позвольте смиренно преподнести вам эту скромную картину, которую я написал по вашей воле и в знак почтения к могуществу магистрата.
Повисла тишина – должно быть, все смотрели на меня.
– Живописец Чэнь, – с восторженным придыханием произнёс другой голос, – это поистине великое произведение.
– Благодарю вас, магистрат, – сказал художник. – Рад угодить вам. Значит, наш договор вступает в силу?
– Да, – ответил голос, – в течение следующего года деревня не будет платить налог. Картину я забираю.
Я не очень-то понимал, что происходит, но точно знал, что не хочу принадлежать магистрату Тигру. Даже когда он расточал похвалы, в голосе его сквозили жестокость и алчность. Я хотел воспротивиться, но не смог: губы мои были словно из камня. Затем меня свернули в свиток, и все чувства исчезли.
Не знаю, сколько прошло времени – может быть, день, может быть, месяц, а может, и год. Мне ничего не оставалось, кроме как ждать. Но наконец это произошло: свиток развернули, и я ощутил порыв ветра, такого холодного, что, наверное, задрожал бы, если бы мог.
– Это полотно – подлинный шедевр! – изумлённо произнёс незнакомый голос и тут же сделался маслянисто-льстивым: – Под стать вашему величию, магистрат.
– Да, – согласился магистрат Тигр. – Прикажи, чтобы его повесили над моим креслом.
– Да, магистрат, – подобострастно сказал голос и, поколебавшись, добавил: – Однако вот что странно…
– Что? – спросил магистрат.
– Смотрите, – ответил его собеседник, – у дракона нет глаз. Наверное, художник забыл нарисовать.
– Нет глаз? – взвился магистрат. – Этот Чэнь посмел вручить мне неоконченную картину? Да его деревня будет мне платить двойной налог целых десять лет!
– Магистрат, – послышался третий голос, не такой противный, как остальные два, – но это ведь всего лишь крошечный изъян. Стоит поставить две точки – и дракон готов.
– М-м-м… пожалуй, – пробормотал магистрат, явно обдумывая это предложение. – Принесите кисточку и тушь.
Раздалось шарканье ног: это слуги, выполняя приказ магистрата, бросились за кисточкой и тушью. В ноздри мне ударило жаркое, сухое дыхание – это магистрат Тигр приблизился ко мне. Холодная тушь прикоснулась к моему глазу – и я прозрел! Я увидел жирное лицо магистрата Тигра, который, склонившись надо мной, тыкал кистью в мой второй глаз.
Едва я стал видеть обоими глазами, меня охватило тепло, как если в холодный день напьёшься горячего чая. Лапы налились силой, я вытянул шею и впервые поднял голову. Все звуки, которые я так долго подавлял, вырвались наконец наружу, и я издал такой оглушительный рёв, что магистрат не удержался на ногах.
