БЛАГОДАРНОСТИ
И снова я благодарю свою семью и друзей за то, что терпели меня все то время, пока я писал «Сломленных ангелов». Это явно было непросто. Снова благодарю своего агента Кэролин Уитакер за терпение, а Саймона Спэнтона и его команду, в особенности самоотверженную Николу Синклэр, за то, что их стараниями «Видоизмененный углерод» взлетел, точно беркут на сульфатах.
Этот роман написан в жанре научной фантастики, но многие книги из тех, что на него повлияли, фантастикой не были. В частности, я бы хотел выразить свое глубочайшее почтение двум авторам нон-фикшн из того множества книг, что послужили для меня источником вдохновения: мои благодарности Робин Морган за «Любовника-демона», где содержится самая, возможно, четкая, полная и конструктивная критика политического насилия, которую мне приходилось читать, и Джону Пилджеру за «Героев», «Далекие голоса» и «Тайные умыслы», которые в совокупности представляют собой последовательное и бескомпромиссно честное осуждение бесчеловечности, творимой во всех уголках земного шара людьми, которые называют себя нашими вождями. В отличие от меня авторы этих книг ничего не придумали. Они все видели и пережили сами, и нам стоит прислушаться к их словам.
ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА
Для читателей, не знакомых со вселенной Такеси Ковача, впервые описанной в моем дебютном романе «Видоизмененный углерод», кратко замечу, что технология оцифровки личности, возможность ее передачи, загрузки и скачивания довольно значительно – по нашим стандартам – увеличивает продолжительность жизни обитающих в этой вселенной людей. Действие «Сломленных ангелов» происходит через тридцать лет после событий «Видоизмененного углерода», но для Ковача это не слишком много. Ему было чем заняться все эти годы – лучше не уточнять, чем именно, – но при регулярном переоблачении (смене физического тела) годы на человеке сказываются не сильно. По крайней мере что касается внешности. Что до изменений внутренних – что ж, продолжительная жизнь не означает «простая», и Ковач знает об этом не понаслышке.
Приятного чтения…
РКМ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ПОСТРАДАВШИЕ СТОРОНЫ
Война ничем не отличается от прочих зашедших в тупик отношений. Разумеется, вы хотите их закончить, но какой ценой? И, возможно, еще более важный вопрос: выиграете ли вы от того, что они закончатся?
Куэллкрист Фальконер.
Военные дневники
ГЛАВА ПЕРВАЯ
В первый раз я встретился с Яном Шнайдером в густом мареве боли, в орбитальном госпитале Протектората, в трехстах километрах над рваной линией облаков, окутывавших Санкцию IV. Формально говоря, вся система Санкции должна быть полностью свободна от присутствия Протектората – засевшие в бункерах остатки планетарного правительства громко настаивали, что все происходящее является вопросом внутренней юрисдикции, и региональные корпорации молчаливо согласились принять такие условия игры.
Поэтому судам Протектората, которые болтались в системе с тех пор, как Джошуа Кемп поднял знамя революции в Индиго-сити, сменили идентификационные коды, после чего корабли, по сути, были проданы по долгосрочному лизингу многочисленным участвующим в сделке корпорациям, а те ссудили их осажденному правительству по программе фонда регионального развития, не облагаемой налогом. При этом подразумевалось, что суда, которым удастся избежать встречи с бомбами-«мародёрами» Кемпа, неожиданно эффективными для секонд-хенда, Протекторат выкупит обратно до истечения срока лизинга, а общая стоимость потерь пойдет опять же в зачет налогов. Со всех сторон все чисто. А тем временем шаттлы уносили с арены боевых действий офицеров, получивших ранения во время сражений с Кемпом, что в свое время послужило для меня основным соображением при выборе сторон. Война обещала быть кровавой.
Шаттл оставил нас прямо в ангаре госпиталя, с несколько бесцеремонной поспешностью выгрузив десятки медицинских капсульных каталок с помощью устройства, смахивающего на огромную пулеметную ленту. Еще не успел окончательно затихнуть надсадный вой двигателей, а мы уже громыхали и дребезжали, съезжая с крыла на ангарную палубу. Затем моя капсула открылась, и легкие обожгло холодом открытого космоса, который еще недавно заполнял помещение. На всем, включая мое лицо, мгновенно образовалась ледяная корка.
– Вы, – раздался напряженно-резкий женский голос. – Боль чувствуете?
Я сморгнул наледь с глаз, перевел взгляд на свою запекшуюся от крови униформу и прохрипел:
– Угадайте.
– Санитар! Эндорфин и противовирусную общего назначения.
Женщина снова склонилась надо мной. Пальцы в перчатках дотронулись до моей головы, и в ту же секунду безыгольник холодно ткнулся в шею. Облегчение наступило моментально.
– Вы с Ивенфолльского фронта?
– Нет, – выдавил я. – Участвовал в наступлении на Северный предел. А что? Что там, в Ивенфолле?
– Какой-то конченый мудила только что дал отмашку на тактический ядерный удар.
В голосе доктора зазвучали ледяные ноты гнева. Ее руки ощупывали мое тело, оценивая тяжесть ранений:
– Ну, значит, радиационных поражений нет. Как насчет химических?
Я слегка склонил голову к лацкану кителя:
– Посмотрите… на датчике…
– Датчика нет, – отрезала она. – Вместе с немаленьким куском плеча.
– Ах вот оно что, – я с трудом собрался с мыслями. – Думаю, я чист. А что, вы не можете провести клеточное сканирование?
– Нет, здесь не могу. Клеточные сканеры есть в палатах. Так что, возможно, мы вас просканируем, когда удастся расчистить там место, – она убрала руки. – Где ваш штрихкод?
– На левом виске.
С виска вытерли кровь, по коже невесомо скользнул лазерный сканер. Прибор одобрительно пискнул, после чего меня оставили в одиночестве. Обработка закончена.
Какое-то время я просто лежал, с облегчением предоставив стимулятору эндорфина избавить меня от боли и сознания – что он и проделал с учтивой расторопностью дворецкого, принимающего шляпу и пальто. Какая-то часть меня задавалась вопросом, удастся ли сохранить тело, которое на мне сейчас надето, или понадобится переоблачение. Я знал, что у «Клина Карреры» есть небольшой запас клонов для так называемых незаменимых сотрудников, и я как один из пяти бывших чрезвычайных посланников среди наемников Карреры, разумеется, входил в эту элитную группу. К сожалению, незаменимость – палка о двух концах. С одной стороны, лучшее медицинское обслуживание, включая полную смену тела. С другой, единственная цель этого обслуживания – при первой же возможности забросить меня обратно в мясорубку. У рядового пехотинца, чья оболочка получила безнадежные повреждения, просто извлекут стек памяти из маленькой полости на верхушке позвоночного столба, после чего бросят стек в контейнер, где он, скорее всего, и пролежит до самого конца войны. Не идеальный вариант, к тому же – при всей репутации «Клина» как организации, которая заботится о своих, – без фактической гарантии переоблачения, но после безумного хаоса последних месяцев такой переход в небытие хранилища казался почти привлекательным.
