Давно, задолго до того, как меня подстрелили у Предела, со мной служил сержант, чья афро-карибская оболочка действительно была его собственным телом. Как-то ночью, когда мы пережидали спутниковую бомбардировку в руинах какого-то храма, он пересказал мне миф, который его предки, брошенные в оковах в трюмы кораблей, некогда перевезли через земной океан, а позже, ведомые надеждой на новое начало, через бескрайние просторы марсианских астронавигационных карт – в мир, позже получивший имя Латимер. Это была история о том, как колдуны создавали для себя рабов, оживляя тела мертвых. Я забыл, как капрал называл таких существ, но уверен, что он причислил бы к ним то создание, на руках которого восседал Джоко Роспиноджи.
– Нравится? – мальчишка, пристроившийся в неприятной близости к изувеченной голове, наблюдал за мной.
– Не особенно.
– Ну, с точки зрения эстетики, конечно… – Мальчик деликатно замолчал. – Но если подбинтовать в нужных местах и подобрать мне подходящие лохмотья, из нас получится поистине жалостное зрелище. Калека и невинное дитя выбираются из-под обломков разрушенных жизней – идеальный камуфляж для критических ситуаций.
– Все тот же старина Джоко, – Шнайдер подошел к нам и ткнул меня в бок. – Как я тебе и говорил. Все просчитывает наперед.
Я пожал плечами:
– Я знавал случаи, когда колонны беженцев расстреливали просто для того, чтобы попрактиковаться в стрельбе по движущимся мишеням.
– О, об этом мне известно. Этот вот наш дружок был тактическим морпехом вплоть до своей печальной кончины. На его подкорке – или где там они хранятся – осталось немало неизжитых рефлексов, – мальчик подмигнул мне. – Я бизнесмен, а не технарь. Я подрядил софтверную компанию в Лэндфолле сделать из его остатков нечто пригодное к употреблению. Смотрите.
Рука парня нырнула в карман куртки, и мертвец вытащил из чехла за спиной длинноствольный бластер. Произошло это чрезвычайно быстро. Зажужжали фоторецепторы, сканируя пространство слева направо. Роспиноджи широко ухмыльнулся и вынул из кармана руку с зажатым в ней пультом управления. Большой палец мальчика шевельнулся, и бластер аккуратно вернулся в чехол. Рука, державшая Роспиноджи, даже не шелохнулась.
– Таким образом, – весело прощебетал тот, – если не получится сыграть на жалости, мы всегда можем избрать более прямолинейные варианты. Но вообще я настроен оптимистично. Удивительно, но даже в наше непростое время найдется не так уж много солдат, которым не составит труда выстрелить в ребенка. Ну да хватит разговоров: не пора ли нам подкрепиться?
Роспиноджи занимал верхний этаж и пентхаус обшарпанного офисного здания в двух шагах от «хвоста» раскопа. Оставив сопровождение ополченцев снаружи, за исключением двоих, мы двинулись сквозь прохладный полумрак к грузовому лифту, расположенному в углу. Ходячий мертвец отодвинул рукой решетку двери. Ее грохот раскатился эхом по пустым помещениям над нашими головами.
– Помнится, – сказал мальчик, когда лифт поехал вверх, – когда-то все здесь было завалено археологическими находками первой категории, упакованными и готовыми к отправке в Лэндфолл. Кладовщики пахали круглыми сутками, посменно. Работы на раскопе не прекращались ни на миг, их шум не затихал ни днем ни ночью. Как биение сердца.
– Вы тоже этим занимались? – спросила Вардани. – Складированием археологических находок?
В полутьме я увидел, как по губам Шнайдера скользнула улыбка.
– Когда был помоложе, – ответил Роспиноджи, подтрунивая сам над собой. – Но я действовал в более… скажем так, организаторском качестве.
Лифт прошел сквозь потолок склада и с лязгом остановился. Мы очутились в неожиданно ярко освещенном помещении, отделенном от остальной площади этажа перегородками янтарного цвета. Солнечный свет сочился в окна сквозь тканевые шторы. Свозь лифтовую решетку я увидел пестрые узорчатые ковры, паркет из черного дерева и длинные низкие диваны, расставленные вокруг того, что я поначалу принял за небольшой бассейн с внутренней подсветкой. Войдя внутрь, я осознал, что углубление в полу содержит не воду, а широкий горизонтальный экран, на котором открывала рот поющая женщина. В двух углах комнаты то же изображение воспроизводилось уже в более удобном для просмотра формате на вертикально установленных друг над другом экранах размером поскромнее. У дальней стены располагался длинный стол, уставленный едой и напитками, которых хватило бы на целый взвод.
– Устраивайтесь, – сказал Роспиноджи, направляясь со своим мертвецом-телохранителем к арке дверного проема. – Я на минуту. Еда и напитки вон там. А, да, звук, если нужен.
Динамики неожиданно ожили, и я сразу узнал песню Лапине – правда, не ее дебютный кавер хитовой джанк-сальсы «Открытое пространство», который наделал столько шума в прошлом году. Композиция, которую она исполняла сейчас, была медленней, с отдельными вкраплениями практически предоргазменных стонов. На экране Лапине висела вниз головой, обхватив ногами ствол танка-паука, и томно мурлыкала, глядя в камеру. Вербовочный гимн, судя по всему.
Шнайдер прошагал к столу и принялся наваливать на тарелку всё подряд, не пропуская ни единого блюда. Я проследил глазами, как ополченцы встали на пост около лифта, пожал плечами и присоединился к Шнайдеру. Таня Вардани последовала было за нами, но внезапно изменила курс и подошла к одному из зашторенных окон. Ее тонкая рука потянулась к вытканным на материи узорам.
– Я же говорил, – бросил мне Шнайдер. – Если в этой части планеты кто-то и может подключить нас к системе, то это Джоко. Он поддерживает связь со всеми деловыми Лэндфолла.
– Ты хочешь сказать, поддерживал до войны?
Шнайдер покачал головой:
– И до, и во время. Ты же слышал, что он рассказывал насчет политинспектора. Такую штуку он точно не смог бы провернуть, если бы не был в системе.
– Если он до сих пор в системе, – спросил я терпеливо, по-прежнему глядя на Вардани, – что ж застрял в этой дыре?
– Может, ему тут нравится. Он здесь вырос. Да и вообще, ты в Лэндфолле-то бывал? Вот уж где настоящая дыра.
Лапине исчезла с экрана, и взамен пошло что-то документальное на тему археологии. Мы со своими тарелками устроились на одном из диванов. Шнайдер уже приготовился было приступить к еде, когда вдруг заметил, что я с этим не спешу.
– Давай-ка подождем, – произнес я негромко. – Чисто из вежливости.
Он фыркнул:
– Что, думаешь, он нас отравить собрался? С чего бы? Какой в этом смысл?
Но тарелку отставил.
Изображение на экране снова сменилось, на этот раз кадрами военной хроники. Праздничные вспышки лазерного огня на какой-то темной равнине и карнавальная иллюминация разрывающихся реактивных снарядов. Звук отредактировали, наложив на гром отдаленных раскатов бесстрастный голос комментатора, начитывающего текст, составленный в максимально безобидных выражениях. «Сопутствующий ущерб», «противник нейтрализован».
