– Ага, как же.
Он изучающе посмотрел на меня, и отражавшиеся на его лице оскорбленные религиозные чувства стали уступать место чему-то иному. Из голоса пропала напряженность, он перешел на тихое бормотание:
– Как странно, Ковач. Твоя вера так же глубока, как моя. Единственное, чего я не могу понять, это почему ты так отчаянно нуждаешься в том, чтобы не верить.
Эти слова висели в воздухе между нами почти минуту, прежде чем я ответил на них. Шум за соседними столиками стих, и даже северный ветер, казалось, затаил дыхание. Я наклонился вперед и тихо сказал, пытаясь не столько донести мысль, сколько развеять расцвеченное лазерным огнем воспоминание, вставшее перед мысленным взором:
– Ты ошибаешься, Хэнд. Я был бы счастлив получить доступ ко всей этой лаже, в которую ты веришь. Я был бы счастлив совершить положенный ритуал и вызвать тех, кто в ответе за наше сраное мироустройство. Потому что тогда я мог бы убить их. Медленно.
* * *
Тем временем загруженная в машину виртуальная ипостась Хэнда уменьшила наш короткий список до одиннадцати. Это заняло почти три месяца. Запущенный на пределе мощности ИИ – с соотношением виртуального/реального времени триста пятьдесят к одному – закончил процесс к полуночи.
К тому времени накал беседы на крыше спал, превратившись сначала в воспоминания о былом – о событиях и действиях, которые доказывали наши индивидуальные мировоззрения, – а там уже пошли все более туманные умозаключения об устройстве жизни и долгие паузы, когда мы смотрели за ограждение Башни, в ночную темноту пустыни. В атмосфере общей меланхолии карманный бипер Хэнда разорвал молчание так громко, словно звуком мог разбить стекло.
Мы спустились посмотреть, насколько продвинулся процесс, щурясь от неожиданно резкого света внутри Башни и зевая. Меньше часа спустя, когда время перевалило за полночь и начался новый день, мы отключили виртуальное «я» Хэнда и загрузили вместо него себя.
Последний этап отбора.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Моя фотографическая память хранит их лица.
Не красивые лица радрезистентных маорийских боевых оболочек, что они носили в Дангреке, возле дымящихся руин Заубервиля. Я вижу лица, которыми они обладали при жизни. Лица людей, которых заполучил и тут же перепродал Могильер, снова ввергнув в хаос войны. Такими они себя помнили, такими я впервые их увидел, – в ничем не примечательном номере виртуального отеля.
Лица мертвых людей.
Оле Хансен:
До смешного белокожий; коротко остриженные волосы, тоже белые как снег; глаза той же безмятежной синевы, что и цифры на дисплеях медицинского оборудования при некритическом состоянии больного. Доставлен в криокапсуле с Латимера с первой волной ооновских подкреплений в пору, когда все вокруг считали, что сопротивление Кемпа подавят за какие-нибудь полгода.
– Надеюсь, это не очередная операция в пустыне, – его лоб и скулы до красноты обгорели на солнце. – Иначе можете сразу класть меня обратно на полку. От этого сучьего клеточного меланина все тело чешется.
– Там, куда мы направляемся, холодно, – заверил я. – Холоднее, чем зимой в Латимер-сити. Вы в курсе, что ваша команда погибла?
Утвердительный кивок:
– Я видел вспышку с вертолета. Это последнее, что я помню. Дело понятное. При нас была захваченная бомба-«мародер». Говорил же им, чтобы взорвали эту суку сразу на месте. Но их разве уговоришь. Упрямые как ослы.
Хансен служил в знаменитом саперно-подрывном отряде «Бархатные ручки». Во время службы в «Клине» до меня доходили слухи о нем. У них была репутация людей, практически не совершающих ошибок. Не совершавших.
– Вам их будет не хватать?
Хансен развернулся на стуле и посмотрел на бар, расположенный у стены виртуального номера. Затем оглянулся на Хэнда:
– Можно?
– Да, конечно.
Хансен подошел к батарее бутылок, выбрал одну и до краев наполнил стакан янтарной жидкостью. Повернувшись к нам, отсалютовал стаканом. Губы его были сжаты, глаза горели синим огнем.
– За «Бархатные ручки», где бы ни витали сейчас их расщепленные на атомы останки. Эпитафия: «Надо было слушать приказы, мудачье. Слушали бы – сидели бы сейчас здесь».
Он опрокинул стакан одним точным движением, басовито крякнул и броском снизу вверх отправил стакан в полет. Вопреки ожиданиям, стакан не разбился, а с глухим стуком упал на пол и откатился к стене. Хансен вернулся к столу и опустился на стул. В глазах его застыли слезы, наверное, из-за алкоголя.
– Еще вопросы? – заплетающимся языком осведомился он.
Иветта Крукшенк:
Двадцать два года; кожа, черная до синевы; скулы настолько острые, что вызывают ассоциацию с головным обтекателем высотного перехватчика; заплетенная в дреды грива, собранная в невысокий хвост, украшенный стальными украшениями устрашающего вида; под волосами – пара свободных разъемов для быстрой загрузки: один зеленый, другой черный. Еще три занятых в основании шеи.
– Это какие? – спросил я.
– Лингвопак, тайский и мандаринский; девятый дан сётокана, – ее пальцы пробежали по штекерам, исписанным шрифтом Брайля, давая понять, что она сможет менять их даже вслепую и под огнем. – Полевой врач повышенной квалификации.
– А под волосами?
– Спутниковая навигация и классическая скрипка, – она ухмыльнулась. – Скрипка в последнее время нечасто пригождается, но приносит мне удачу, – ее лицо вытянулось так смешно и внезапно, что я чуть не улыбнулся. – Приносила.
– Вы обращались с просьбой о назначении в войска быстрого реагирования семь раз за последний год, – произнес Хэнд. – Почему?
Она посмотрела на него с любопытством:
– Вы уже спрашивали.
– То был другой я.
– А, ясно. Призрак в машине. Ну, как я уже говорила, перспектива всегда быть в гуще событий, больше возможностей влиять на исход боя, игрушки покруче. Между прочим, когда я это сказала в прошлый раз, ваша улыбка была шире.
Цзян Цзяньпин:
Бледное лицо с азиатскими чертами, умные, слегка косящие глаза и легкая улыбка. Создавалось впечатление, что он думает о какой-то забавной истории, которую ему только что рассказали. Если не считать мозолей на ребрах ладоней и легкости, с которой двигалось его облаченное в черный комбинезон тело, мало что в нем выдавало его профессию. Он больше походил на слегка усталого учителя, чем на того, кто знает пятьдесят семь уникальных способов лишить другого человека жизни.
– Я так понимаю, эта экспедиция, – пробормотал он, – не имеет отношения к войне. Это коммерческое предприятие, так?
Я пожал плечами:
– Вся война – коммерческое предприятие, Цзян.
– Вы вольны так считать.
