И тут я увидел. Бледные отметины от недавнего взрыва, окружающие двухметровую расщелину, и тропинку, ведущую внутрь.
– Ковач? – произнес Хэнд с нарочитой небрежностью.
– Вижу. Когда делали обновление конструкта?
Хэнд подошел ближе, чтобы получше рассмотреть отметины:
– Сегодня.
Таня Вардани кивнула, словно он подтвердил ее предположения:
– Высокоорбитальное спутниковое геосканирование, так?
– Так и есть.
– Ну что ж, – археолог отвернулась и достала из кармана сигареты. – В таком случае ничего мы там не найдем.
– Хансен! – сложив руки рупором, крикнул Хэнд в расщелину, явно забыв о гарнитуре.
– Я вас слышу, – спокойно, с призвуком усмешки в голосе отозвался подрывник по внутренней связи. – Здесь ничего нет.
– Ну разумеется, – обронила Вардани в пространство.
– …расчищена небольшая круглая площадка метров двадцать в диаметре, но камни выглядят странно. Как будто слиплись.
– Это импровизация, – нетерпеливо буркнул в микрофон Хэнд. – Предположения ВИИ о том, что может находиться внутри.
– Спроси его, есть ли там что-нибудь в середине, – сказала Вардани, прикуривая сигарету на задувающем с моря бризе.
Хэнд передал вопрос. В наушниках послышался ответ:
– Угу, что-то вроде скального образования в центре, может, сталагмит.
Вардани кивнула.
– Ну вот вам ваш портал, – сказала она. – Скорее всего, старые локационные данные, полученные в ходе разведывательного полета над местностью. ВИИ пытается сопоставить их с орбитальным сканом, и, поскольку у него нет оснований полагать, что там есть хоть что-нибудь, кроме камней…
– Кто-то здесь побывал, – Хэнд скрипнул зубами.
– Ну да, – Вардани выдохнула дым и указала вперед. – А, и вот еще.
В нескольких сотнях метров на мелководье, покачиваясь в прибрежном течении, стоял на якоре небольшой потрепанный траулер. Сети свешивались с борта, словно пытаясь ускользнуть на свободу.
Небо над головой побелело и исчезло.
* * *
Переход был не таким резким, как во время УЛПиО, но тем не менее неожиданное возвращение в реальность подействовало на мой организм, как ледяная ванна: конечности заледенели, а по телу прошел пробирающий до костей озноб. Мои глаза открылись, взгляд сфокусировался на дорогостоящей эмпатистской психограмме.
– Вот здорово-то, – проворчал я, садясь и нашаривая в полумраке электроды.
Дверь в камеру с тихим гудением раскрылась. В проеме стоял Хэнд, поправляя на себе одежду. Из-за его спины в камеру лился яркий свет из помещения снаружи. Я сощурил глаза.
– А что, прямо обязательно было так резко меня выдергивать?
– Надевай рубашку, Ковач, – сказал он, застегивая воротник своей. – Пора действовать. Я хочу быть на полуострове к сегодняшнему вечеру.
– Тебе не кажется, что ты немного неадекватно реа…
Но он уже разворачивался.
– Хэнд, рекруты не привыкли к новым оболочкам. И это еще мягко сказано.
– Я их оставил внутри, – бросил он через плечо. – У них еще есть десять минут – это два дня виртуального времени. Затем мы загружаем их уже в настоящие оболочки и отбываем. Если кто-то оказался в Дангреке раньше нас, он об этом очень пожалеет.
– Если кто-то там был, когда шарахнули по Заубервилю, – внезапно разъярившись, крикнул я вслед Хэнду, – Он, я думаю, уже очень пожалел. Как и все остальные.
Я слышал, как его шаги в коридоре становятся все тише. Человек корпорации «Мандрейк» – рубашка застегнута на все пуговицы, пиджак облегает расправленные плечи, поступь тверда. Готов действовать. Занят решением серьезных корпоративных вопросов, в то время как я, голый по пояс, сижу в луже собственной беспредметной ярости.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПОДРЫВНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ
Разница между виртуальностью и жизнью очень проста. В конструкте вы доподлинно знаете, что всем управляет всемогущая машина. В реальности подобной уверенности у вас нет, так что довольно легко подпасть под власть иллюзии, будто ситуацию контролируете вы.
Куэллкрист Фальконер.
Этика на краю пропасти
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Невозможно незаметно пересечь полпланеты на МП-судне. Так что мы не стали и пытаться.
«Мандрейк» забронировала для нас приоритетную полетную параболу в одной из ветвей суборбитального транспортного потока Картеля. Дождавшись, когда начнет спадать полуденный жар, мы направились в сторону безымянного взлетного поля на окраине Лэндфолла. Там, зарывшись задом в бетон, нас ожидал новехонький межпланетный штурмовик «Локхид Митома», похожий на закопченного стеклянного скорпиона с оторванными клешнями. Завидев его, Амели Вонгсават одобрительно хмыкнула.
– Серия «Омега», – сообщила она мне, в основном из-за того, что я оказался рядом, когда мы вылезли из катера.
При этом она рефлекторно убирала наверх волосы, скручивала толстые черные дреды в небрежный пучок и закрепляла статическими заколками, открывая летные симбиоразъемы на затылке:
– На этой крошке можно пролететь по бульвару Инкорпорейшн и даже не опалить деревьев. Запустить плазменные торпеды прямо в дверь Сената, развернуть нос к небу и оказаться на орбите еще прежде, чем они взорвутся.
– Да, вариант, – сказал я сухо. – Только, конечно, такие боевые задачи означали бы, что ты кемпистка, а следовательно, лететь бы тебе пришлось на куске дерьма типа «Мовай-10». Верно, Шнайдер?
Шнайдер ухмыльнулся:
– Да уж, о таком и думать противно.
– О чем думать противно? – заинтересовалась Иветта Крукшенк. – О том, каково быть кемпистом?
– Нет, о том, чтобы летать на «Мовае», – ответил Шнайдер, обводя взглядом изгибы ее маорийской боевой оболочки. – Быть кемпистом не так уж плохо. Ну, если не считать распевания присяги.
Крукшенк удивленно заморгала:
– Ты что, в самом деле был кемпистом?
– Он шутит, – я кинул на Шнайдера предупреждающий взгляд.
Политофицера у нас не было, но, по крайней мере, Цзян Цзяньпин испытывал в отношении Кемпа сильные чувства, и сложно было сказать, сколько еще членов команды могли их разделять. Вызвать враждебность окружающих только ради того, чтобы произвести впечатление на фигуристую женщину, не казалось мне особенно умным поступком.
С другой стороны, Шнайдеру сегодня утром не довелось избавиться от избытка гормонов в виртуале, так что, возможно, это я демонстрировал чрезмерную уравновешенность.
Тем временем один из грузовых люков «Лок-мит» раскрылся. В следующую секунду в проеме появился Хэнд в безупречно отглаженном боевом хамелеохроме, сейчас дымчато-сером, в цвет обшивки штурмовика. Контраст с его привычным корпоративным облачением был так силен, что резал глаза, притом что все остальные были одеты в точности так же.
