– Да. Любопытство – базовая черта обезьян. Пыточных дел мастера полны любопытства. Это не делает их человечнее.
– Ну, тебе, конечно, лучше знать.
Это был хороший выпад. Не знаю, пытали ли ее в лагере – в эту секунду, под влиянием вспышки гнева, мне было все равно, – но она обронила эту фразу, и глазом не моргнув.
– Почему ты так себя ведешь, Вардани?
– Ну я же тебе сказала, мы уже не в виртуале.
– Да, не в виртуале.
Я ждал. Наконец она встала и отошла к дальней стене, где ряды мониторов для наблюдения за дистанционным оборудованием демонстрировали с разных ракурсов портал.
– Тебе придется меня извинить, Ковач, – сказала она устало. – Сегодня мне пришлось увидеть, как ради нашего маленького предприятия было убито сто тысяч человек, и хотя я знаю, знаю, что мы этого не делали, но уж слишком удобно не чувствовать за это ответственности. Если я решу прогуляться, то буду знать, что меня обдувает ветер, в котором носятся частицы этих людей. И это еще не считая тех героев революции, которых ты столь эффектно уложил сегодня утром. Уж прости, Ковач. Я к такому плохо подготовлена.
– Значит, ты, наверное, не захочешь поговорить о телах, которые мы обнаружили в сетях траулера.
– А что, есть о чем говорить? – она не обернулась.
– Депре и Цзян только что провели вскрытие. Автохирург так и не смог установить причину смерти. На костях нет признаков травмы, а кроме костей, больше там работать особенно не с чем, – я подошел ближе к ней и к мониторам. – Как я понял, мы можем провести тестирование на клеточном уровне, но что-то мне подсказывает, оно тоже ничего не даст.
Эти слова заставили ее повернуться:
– Почему?
– Потому что их убило нечто, как-то связанное вот с этим, – я постучал пальцем по монитору, на котором застыл крупный кадр портала. – А ничего похожего нам видеть еще не приходилось.
– Считаешь, из портала что-то прокралось наружу под покровом ночи? – спросила она презрительно. – Их прикончили вампиры?
– Ну, что-то их прикончило, – сказал я мягко. – Они же не от старости умерли. Их стеки исчезли.
– Ну и разве это не исключает версию с вампирами? Вырезать стеки – исключительно человеческое зверство, нет?
– Не обязательно. Любая цивилизация, способная построить гиперпортал, должна уметь и оцифровывать сознание.
– Никаких свидетельств в пользу этого нет.
– Как насчет здравого смысла?
– Здравого смысла? – ее голос снова преисполнился презрения. – Того же самого здравого смысла, исходя из которого тысячу лет назад считали, что Солнце вращается вокруг Земли, ведь «достаточно просто на него взглянуть»? Здравого смысла, к которому апеллировал Богданович, разрабатывая теорию центров? Здравый смысл антропоцентричен, Ковач. Он полагает, что если человечество чего-то добилось, то любая разумная технологическая раса должна повторить наш путь.
– Мне доводилось слышать убедительные доводы в пользу этого тезиса.
– Всем доводилось, – сказала она коротко. – Здравый смысл для здравых людей, и нет нужды скармливать им что-то иное. А что, если марсианская этика не допускала переоблачения, Ковач? Никогда об этом не задумывался? Что, если смерть означает, что ты оказался недостоин жизни? Что, даже если тебя можно вернуть, у тебя нет на это права.
– В технологически развитой культуре? Культуре звездных путешествий? Фигня это, Вардани.
– Нет, это теория. Функционально определяемая этика хищной птицы. Феррер и Ёсимото из Брэдбери. И пока существует не так уж много данных, чтобы ее опровергнуть.
– А ты-то в это веришь?
Она вздохнула и снова села на стул:
– Разумеется, не верю. Я просто пытаюсь продемонстрировать, что на этом банкете хватает блюд и помимо маленьких привычных очевидностей, которые преподносит человеческая наука. Мы почти ничего не знаем о марсианах, и это после сотен лет исследований. А то, что мы, по нашему мнению, знаем, в любой момент легко может оказаться ошибкой. Назначение половины вещей, что мы находим на раскопках, остается для нас полной загадкой, и мы при этом торгуем ими, как будто они просто какая-то декоративная херня. Может быть, сейчас на стене гостиной в чьей-нибудь квартире на Латимере висит закодированная информация о сверхсветовом двигателе, – она помолчала. – И наверняка еще и вверх тормашками.
Я расхохотался. Это разрядило напряжение. Губы Вардани тронула невольная улыбка.
– Нет, я серьезно, – пробормотала Таня. – Ты считаешь, раз я могу открыть этот портал, то мы что-то о нем точно знаем. Ну так вот, не знаем. Ты не можешь строить никаких допущений. Ты не можешь мыслить в рамках человеческих представлений.
– Ну ладно, – я прошел за ней обратно в центр комнаты и тоже сел.
Вообще-то идея о том, что человеческий стек вытащили какие-нибудь марсианские припортальные коммандос, что эту личность загрузили в марсианскую виртуальность и что там могло произойти с человеческим сознанием, – от этой идеи у меня по спине ползли мурашки. Я был бы очень рад, если бы она и вовсе никогда не приходила мне на ум.
– Только это теперь твои слова выглядят как байка о вампирах, – сказал я.
– Я просто предупреждаю.
– Ладно, я предупрежден. А теперь скажи мне вот что. Сколько еще археологов знало о местоположении объекта?
– Не считая моей команды? – она задумалась. – Мы подали отчет в центральное управление в Лэндфолле, но это было еще до того, как поняли, с чем имеем дело. В отчете он фигурировал как «обелиск». Объект неизвестного назначения, но, как я уже говорила, каждая вторая вещь, которую мы раскапывали, квалифицировалась как ОНН.
– Ты же в курсе, что, по словам Хэнда, в лэндфолльских регистрационных записях нет данных о подобном объекте?
– Да, я читала рапорт. Ну, наверное, файлы затерялись.
– Слишком уж, на мой взгляд, удобное совпадение. Файлы в принципе, может, и теряются, но точно не тот файл, в котором упоминается самая значимая находка со времен Брэдбери.
– Я же сказала, что мы записали его как ОНН. Как обелиск. Другой обелиск. К тому времени, как мы нашли этот, мы обнаружили уже с десяток структурных элементов в разных частях береговой линии.
– И информацию не обновили? Даже после того как поняли, что перед вами?
– Нет, – она криво усмехнулась. – Гильдия всегда довольно сильно прессовала меня за «вычинские» наклонности, и многие скребуны, которые были под моим началом, тоже, как следствие, оказались запятнанными. Презрение со стороны коллег, критика в научных журналах. Обычные штучки конформистов. Когда мы осознали, что представляет собой наша находка, то, похоже, единодушно решили, что Гильдия может и подождать, пока мы не придумаем, как опозорить их поэффектнее.
