– Но это возможно?
– Это возможно, Ковач. Все на свете возможно. Но с реалистической точки зрения – нет. Ни один человек не мог бы этого сделать.
– Смогли же люди его открыть, – заметил я.
– Ну да. Ковач, даже собака может открыть дверь, встав на задние лапы. Но когда ты последний раз видел собаку, которая сняла бы дверь, поменяла петли и повесила дверь обратно?
– Ясно.
– Иерархия сложности. Все, чему мы научились в плане обращения с марсианскими технологиями, – читать астронавигационные карты, пользоваться штормовыми укрытиями, кататься на той подземке, что обнаружили на Земле Нкрумы, – все это вещи, которые рядовой взрослый марсианин мог делать с закрытыми глазами. Базовые технологии. Как водить машину или пользоваться бытовой техникой. А сейчас, – она ткнула в сторону изогнутого шпиля, высящегося за рядами ее аппаратуры, – мы имеем дело с высшим достижением их научной мысли. Ничего подобного мы не находили за все пятьсот лет ковыряния в земле более чем тридцати планет.
– Может, мы просто не там ищем. «Хватаемся за блестящую пластиковую оболочку, топча ногами сложную электронику, которую она некогда покрывала».
Она бросила на меня недобрый взгляд:
– Ты что, заделался вдруг поклонником Вычинского?
– Почитал кое-что в Лэндфолле. Более поздние его работы найти было непросто, но у «Мандрейк» довольно эклектичные базы данных. Судя по тому, что я успел увидеть, он был практически убежден, что поисковый протокол Гильдии – от начала и до конца полное говнище.
– Он это писал от обиды. Не так-то легко в одночасье превратиться из признанного мыслителя в гонимого диссидента.
– Но он предсказал порталы, так ведь?
– Практически да. В архивных материалах, собранных его командами в Брэдбери, встречались намеки на них. Пара упоминаний чего-то под названием «Шаг за пределы». Гильдия решила интерпретировать это как описание технологии гиперсвязи из-под пера какого-то лирика. В то время мы не могли определить, какого рода текст перед нами. Эпическая поэзия и прогноз погоды выглядели для нас совершенно одинаково, и Гильдия была счастлива уловить хотя бы общую суть написанного. Понимание, что «Шаг за пределы» обозначает «коммуникатор гиперсвязи», еле выхватили из челюстей невежества. Ведь если это понятие относилось к какой-то еще неизвестной технологии, от него не было бы никакого толка.
Пещеру начала сотрясать постепенно нарастающая вибрация. С распорных конструкций, установленных на скорую руку, посыпалась пыль. Вардани посмотрела вверх.
– Ого.
– Да уж, ты тут поосторожней. Хансен и Сунь считают, что этот крепеж выдержит, даже если источник ревербераций будет располагаться гораздо ближе, чем внутреннее кольцо автотурелей, но, с другой стороны, – я пожал плечами, – им обоим в прошлом уже довелось совершить как минимум одну фатальную ошибку. Я подгоню рампу, чтобы на тебя не обрушилась крыша в момент твоего триумфа.
– Спасибо.
Я снова пожал плечами:
– Ну, это в наших общих интересах, чего уж там.
– Я другое имела в виду.
– А, – я махнул рукой, неожиданно ощутив неловкость, – слушай, ты уже открывала эту штуку раньше. Сможешь открыть и снова. Просто вопрос времени.
– Которого у нас нет.
– Скажи-ка мне вот что, – подготовка посланника тут же побудила меня найти какой-нибудь способ рассеять уныние, все сильнее проступавшее в ее голосе. – Если это и впрямь вершина марсианской технической мысли, как тогда твоей команде вообще удалось его открыть? Так что…
Я умиротворяюще поднял руки.
На ее лице снова появилась усталая улыбка, и я вдруг подумал о том, как сильно на ней успело сказаться радиационное отравление на пару с его химическим противовесом.
– Ты так и не понял, Ковач? Это же тебе не люди. Они мыслят иначе, чем мы. Вычинский называет это «повышенной демократической технодоступностью». Как и в случае со штормовыми укрытиями. Доступ к ним был открыт любому – в смысле, любому марсианину – по той причине, что, ну, а зачем разрабатывать технологию, недоступную представителям твоего же собственного вида?
– Да, тут ты права. Это не по-человечески.
– Это вообще одна из причин конфликта Вычинского с Гильдией. Он написал о штормовых укрытиях статью. С научной точки зрения укрытия устроены довольно сложно, но реализация их такова, что это не имеет значения. Системы управления сделаны так просто, что ими можем пользоваться даже мы. Он назвал это явным признаком внутривидового единства и заявил, что концепция марсианской империи, которую разрывает на части война, попросту фигня.
– Не понимал, в каких случаях надо помалкивать, значит?
– Можно и так сказать.
– А какова же была его точка зрения? Война против иной расы? Кого-то, с кем нам еще не пришлось столкнуться?
Вардани дернула плечом:
– Либо так, либо они просто покинули этот регион галактики и отправились куда-то еще. Он не стал разрабатывать вглубь ни ту ни другую линию. Вычинский был иконоборцем. Его больше заботило ниспровержение того идиотизма, который уже успела нагородить Гильдия, чем построение собственных теорий.
– Удивительно глупое поведение для столь неглупого человека.
– Или удивительно бесстрашное.
– Можно и так сказать.
Вардани покачала головой.
– Ну, как бы там ни было. Одним словом, мы можем пользоваться всеми обнаруженными нами технологиями, которые мы можем понять, – она указала на ряды оборудования вокруг портала. – Нам приходится синтезировать свет, излучаемый горловой железой марсиан, как и звуки, которые, как мы думаем, они производили, но если мы что-то понимаем, то можем этим чем-то пользоваться. Ты спрашиваешь, как мы могли расколоть его в прошлый раз. А он так устроен. Любой марсианин, желающий воспользоваться порталом, мог его открыть. А значит, располагая этим вот оборудованием и достаточным количеством времени, можем и мы.
В ее голосе прозвучали упрямые ноты. Она снова была на коне. Я медленно кивнул и сполз с крышки ящика.
– Уходишь?
– Я должен поговорить с Амели. Тебе что-нибудь нужно?
Она бросила на меня странный взгляд.
– Больше ничего, спасибо, – она слегка выпрямилась в кресле. – Мне надо прогнать еще пару последовательностей, потом пойду поем.
– Отлично. Увидимся там. А, – я притормозил, – что сказать Сутьяди? Что-то ему да придется сказать.
– Скажи, что я открою портал не позднее, чем через два дня.
– Что, правда?
Она улыбнулась:
– Вряд ли. Но ты все равно скажи.
* * *
Хэнд был занят.
На полу в его комнате змеились сложные узоры из песка, а во всех четырех углах курились ароматические черные свечи. Менеджер «Мандрейк» восседал в позе лотоса в точке, где сходились линии, и пребывал в некоем подобии транса. В руках Хэнд держал медную чашу, куда капала кровь из рассеченного большого пальца. В середине чаши лежал вырезанный из кости символ, белый в красную крапинку крови.
