Он посмотрел на меня с любопытством:
– Странная для посланника точка зрения.
– Бывшего посланника.
– Ну хорошо, для бывшего. Корпус славится утонченностью подхода.
– Когда это им удобно. В случае необходимости их подход может и измениться. Возьми Адорасьон, Шарию.
– Инненин.
– Ну да, Инненин тоже, – я заглянул в почти опустевший стакан.
– Знаешь, чувак, вот от отсутствия утонченности вся проблема и идет. Война могла закончиться полгода назад, если бы дело вели похитрее.
– Думаешь? – я поднял бутылку; он кивнул и протянул стакан.
– Точно. Отправить в Кемпополис спецбригаду и замочить этого мудака. Войне – конец.
– Упрощаешь, Депре, – я наполнил стаканы. – У него есть жена, дети. Пара братьев. Они вполне могут сплотить вокруг себя людей. Как насчет них?
– Их, разумеется, тоже убрать, – Депре отсалютовал стаканом. – Твое здоровье. Наверное, еще и начальников штабов в придачу, ну так и что? Тут работы на одну ночь. Два-три взвода, хорошая координация действий. При общих затратах… ну сколько это может стоить?
Я отпил глоток и состроил гримасу:
– Я тебе что, бухгалтер?
– Ну, одним словом, по цене пары отрядов смерти можно было окончить войну еще год назад. Несколько десятков по-настоящему мертвых людей вместо всей этой заварухи.
– Ну да, ну да. А еще обе стороны могли бы просто запустить «умные» системы и эвакуировать всю планету, пока те не навоюются до полного пата. Исключительно поврежденная техника, ноль людских потерь. Как-то не представляю, чтобы они бы на это пошли.
– Нет, – мрачно сказал ассасин. – Вот это и впрямь стоило бы слишком дорого. Всегда дешевле убить людей, чем машины.
– Для профессионального киллера ты, уж извини, как-то слишком чувствителен, Депре.
Он покачал головой.
– Я знаю, кто я такой, – сказал он. – Но я сам сделал этот выбор, и в своем деле я хорош. Под Чатичаем я видел трупы с обеих сторон – среди них были парни и девчонки моложе призывного возраста. Это была не их война, и они не заслужили того, чтобы погибнуть в ней.
Я подумал о взводе «Клина», который завел под вражеский огонь в сотне километров к юго-западу отсюда. О Квок Юэнь Йи, лишившейся рук и глаз в результате того же самого удара «умной» шрапнели, который оставил без конечностей Эдди Мунхарто и сорвал лицо с Тони Ломанако. Остальным повезло меньше. Они, конечно, не были невинными юнцами, но умирать им тоже не хотелось.
Минометные залпы, раздававшиеся с берега, стихли. Прищурившись, я нашел взглядом фигуры Крукшенк и Хансена, уже едва различимые в густеющем сумраке, и увидел, что они зачехляют орудие. Я осушил стакан.
– Ну вот и все.
– Как думаешь, сработает?
Я пожал плечами:
– Как и сказал Хансен. На какое-то время.
– То есть они теперь знают мощности наших разрывных снарядов. Заодно, наверное, научились противостоять лучевому оружию – тепловое излучение там примерно такое же. А автотурели уже ознакомили их с нашими ультравиб-мощностями. Что у нас еще есть?
– Острые палки?
– Насколько мы преуспели с открытием портала?
– А чего ты меня спрашиваешь? Вардани же эксперт, а не я.
– Вы с ней, похоже… близки.
Я снова пожал плечами и молча принялся смотреть вдаль. На залив наползал вечер, и водная поверхность постепенно тускнела.
– Идешь или здесь останешься?
Я поднял бутылку к темнеющему небу, подсвеченному снизу приглушенно-красным. Она не опустела еще и наполовину.
– Не вижу никаких причин уходить.
Он усмехнулся.
– Ты же, надеюсь, понимаешь, что мы не простое виски пьем, а коллекционное. По его вкусу, может, этого и не скажешь, но в цене оно теперь подрастет. Я имею в виду, – он ткнул через плечо туда, где раньше находился Заубервиль, – отсюда ж его больше не дождешься.
– Да уж, – я повернулся лицом к убитому городу и, снова наполнив стакан, воздел его к небу. – Вот за них давай и выпьем. Всю эту сучью бутылку.
После этого разговоры практически сошли на нет. По мере того как уменьшался уровень жидкости в бутылке и траулер обступала ночь, наша речь становилась все более медленной и все менее связной. Мир сузился до палубы, очертаний мостика и жалкой пригоршни звезд, проглядывавших сквозь пелену облаков. Мы отлипли от релинга и уселись на палубу, привалившись к идеально подходящим для этой цели выступам надпалубных сооружений.
В один прекрасный момент Депре неожиданно спросил:
– Ковач, а тебя в баке выращивали?
Я поднял голову и сфокусировал на нем взгляд. Это было популярное заблуждение, насчет чрезвычайных посланников, и слово «баклан» было столь же популярным оскорблением на полудюжине планет, куда меня в разное время отправляли. Однако уж от бойца войск специального назначения…
– Разумеется, нет. А тебя?
– Меня-то, блин, точно нет. Но посланники…
– Ну а что посланники? Нас припирают к стенке, разбирают психику в виртуале на мелкие части и перестраивают заново с навыками, без которых мы в нормальных обстоятельствах предпочли бы обойтись. Но по большей части мы все-таки обычные люди. Естественное взросление обеспечивает базовую гибкость, без которой в принципе трудно обойтись.
– Да не особенно трудно, – покачал пальцем Депре. – Можно создать конструкт, запустить ему виртуальный жизненный цикл на ускоренных оборотах, а потом загрузить в клон. Такая штука может даже и понятия не иметь, что не росла естественным манером. Ты сам можешь такой штукой и быть, если уж на то пошло.
Я зевнул:
– Ну да, ну да. Как и ты, кстати сказать. Как и любой из нас. С этой вероятностью приходится мириться при каждом новом переоблачении, каждой новой ОЧС-трансляции, и знаешь, почему я уверен, что со мной этого не произошло?
– Почему?
– Потому что никто в здравом уме не запрограммировал бы такие мудацкие жизненные обстоятельства, как мои. Они еще в ранней юности сделали меня социопатом со спорадически проявляющейся склонностью к насилию и тенденцией к нарушению субординации, а также эмоциональной непредсказуемостью. Зашибись, какой из меня боевой клон, Люк.
Он расхохотался, а через мгновение к нему присоединился и я.
– Это, однако, наводит на мысли, – заметил он, отсмеявшись.
– Что?
Он обвел рукой пространство перед собой:
– Да все вот это. Этот берег, это спокойствие. Тишина. Может, это все всего-навсего какой-нибудь военный конструкт. Место, куда нас залили на время смерти, пока решают, куда перебросить дальше.
