Пусто.
Перезарядка.
Пусто.
Я снова и снова колотил по груди, не слыша холостого щелчка спидлоудера. От кабелей, окружавших меня, осталась лишь бахрома едва шевелящихся обрубков. Я отшвырнул пустые пистолеты и схватил первую попавшуюся железку от развороченной пусковой установки. Над головой и вниз. Ближайший пучок щупальцев дрогнул и опал. Вверх. Вниз. Обломки. Осколки. Вверх. Вниз.
Я снова поднял прут и увидел голову Крукшенк, смотревшую на меня.
Она упала на песок лицом вверх, длинные спутанные волосы наполовину закрыли глаза. Рот был открыт, словно Крукшенк собиралась что-то сказать, черты искажены от боли.
Звон в ушах прекратился.
Я опустил руки.
Уронил прут.
Взгляд метнулся к слабо трепыхавшимся обрубкам кабеля вокруг.
Ярость резко схлынула, оставив в груди холод, и я увидел рядом Цзяна.
– Дай коррозионную гранату, – произнес я, и собственный голос показался мне чужим.
* * *
«Нагини» зависла над берегом на трехметровой высоте. По обе стороны грузового люка были установлены пулеметы, снаряженные патронами с твердым боезапасом. За пулеметами сидели Депре и Цзян; их лица выглядели бледными в свете от крохотных прицельных экранов дистанционного наблюдения. Активировать автоматические системы мы еще не успели.
Грузовой отсек был набит вещами, на скорую руку прихваченными из баббл-тентов. Оружие, контейнеры с едой, одежда – все, что можно было сгрести в охапку и бегом дотащить до корабля под присмотром пулеметов, обеспечивающих прикрытие. Заявочный буй «Мандрейк» лежал в углу, слегка перекатываясь с одного округлого бока на другой, когда Амели Вонгсават производила гравитационную корректировку. По настоянию Матиаса Хэнда буй был первым, что мы подняли с бирюзовой поверхности песка, внезапно ставшей столь опасной. Приказ Хэнда выполнили на автопилоте.
Буй, скорее всего, ни на что уже не годился. Конус оболочки покрывали вмятины, один бок пропорот по горизонтали. Панели мониторов сорваны и провода торчали, как излохмаченные концы откромсанных кишок, как останки…
А ну прекрати.
На ретинальном экране ярко светились цифры. Оставалось два часа.
Иветта Крукшенк и Оле Хансен тоже присутствовали на борту. Система по сбору человеческих останков – гравитационный робот-подъемник – осторожно пролетела над залитым кровью песком, собрала все, что смогла обнаружить, сделала пробы и тест ДНК, после чего, рассортировав останки, извергла их в два синих мешка из полудюжины висевших у нее на боку. Процесс сортировки и распределения сопровождался звуками, напоминающими рвоту. Закончив, робот отсоединил от себя мешки, запечатал их лазером и нанес штрихкод. Сутьяди с каменным лицом по одному перенес их в контейнер для хранения трупов, стоящий в глубине грузового отсека. В обоих мешках не было ничего, хотя бы отдаленно напоминающего части человеческого тела.
Стеков памяти найти не удалось. Амели Вонгсават продолжала сканирование, искала их следы, но рабочей была версия о том, что нанобы пожирали любую неорганику в качестве материала для строительства нового поколения. Оружие Хансена и Крукшенк тоже пропало.
Я с трудом оторвал взгляд от отверстия на крышке контейнера для тел и поднялся наверх.
В задней части отсека экипажа Сунь Липин рассматривала под микроскопом кусок нанобного кабеля, запечатанного в пермапластик. За ее спиной теснились Сутьяди и Хэнд. В углу, прислонившись к стене и обхватив себя руками, с каменным лицом стояла Таня Вардани. Я сел в стороне от всех.
– Взгляни-ка, – Сунь посмотрела на меня и кашлянула. – Как ты и говорил.
– Раз как говорил, то чего смотреть?
– Ты хочешь сказать, что это нанобы? – недоверчиво спросил Сутьяди. – А не…
– Портал еще даже не открыт, Сутьяди, – мой голос прозвучал воинственно.
Сунь снова уставилась на экран микроскопа. Создавалось впечатление, что она пытается укрыться в нем от действительности.
– Компоненты составляют единое целое, – сказала она. – Но при этом не соприкасаются. Должно быть, они держатся вместе исключительно за счет динамики поля. Что-то вроде, я не знаю, очень мощной электромагнитной мускульной системы, наложенной на мозаичный скелет. Каждый наноб генерирует часть поля, что и удерживает его на его месте в сетке. Луч «санджета» просто проходит насквозь. Он может уничтожить несколько отдельных нанобов, которые будут находиться непосредственно на его пути, хотя они, похоже, резистентны к очень высоким температурам, но в любом случае этого недостаточно, чтобы нанести ущерб структуре в целом, и рано или поздно другие юниты замещают поврежденные ячейки. Эта штука – органика.
Хэнд взглянул на меня с любопытством:
– Ты знал об этом?
Я посмотрел на свои руки. Они все еще слегка дрожали. Под кожей ладоней беспокойно сокращались биопластины.
Я попытался справиться с собой.
– Догадался. Во время перестрелки, – я встретил его взгляд, краем глаза заметив, что Вардани тоже смотрит на меня. – Можешь считать это интуицией посланника. «Санджеты» оказались бесполезны, поскольку мы уже подвергли колонии высокотемпературному плазменному огню. Они приспособились и эволюционировали, приобрели иммунитет к лучевому оружию.
– А ультравиб? – спросил Сутьяди, обращаясь к Сунь.
Она покачала головой:
– Я устроила им пробный взрыв, и ничего не случилось. Нанобы внутри поля резонируют, но вреда им это не причиняет. Эффект слабее, чем от луча «санджета».
– Единственное, что их берет, это твердые боеприпасы, – сказал Хэнд задумчиво.
– Угу, а скоро и они перестанут брать, – я поднялся, собираясь уходить. – Дайте им немного времени, эволюционируют и в этом отношении. Касается и коррозионных гранат. Мне надо было приберечь их на крайний случай.
– А ты куда, Ковач?
– На твоем месте, Хэнд, я бы попросил Амели поднять нас повыше. Как только они усвоят, что их убивает не только то, что обитает на земле, они начнут отращивать руки подлиннее.
Я двигался к выходу, бросая советы на ходу, словно одежду по пути к кровати после тяжелого вечера. Почти случайно я снова спустился в грузовой отсек. Пулеметы, похоже, уже работали в режиме автонаведения. Люк Депре стоял у противоположной от своего оружия стороны проема, дымя одной из сигар Крукшенк из Индиго-сити и глядя на берег в трех метрах под собой. Цзян Цзяньпин, скрестив ноги, сидел на дальнем конце палубы перед контейнером для трупов. В помещении стояло напряженное непонимающее молчание, которым особи мужского пола обычно выражают горе.
Я привалился к переборке и сомкнул веки. В неожиданно наступившей темноте ярко горели цифры обратного отсчета. Час пятьдесят три… Все ближе и ближе…
Перед глазами возникла Крукшенк. Ухмыляющаяся, сосредоточенная на задании, курящая, испытывающая оргазм, разлетающаяся на куски…
