Сунь осеклась. Взглянув на нее, я увидел, как расширились ее глаза, устремленные куда-то вперед. Я посмотрел туда же и увидел марсиан.
– Наверное, стоит позвать остальных, – сдержанно произнес я.
Широко раскрыв крылья, они зависли над платформой, как призраки замученных до смерти орлов, запутавшихся в некоем подобии стропов, которые зловеще раскачивались в воздушных потоках. Их было всего двое: один находился практически вровень с верхушкой центральной конструкции, второй – чуть выше человеческой головы. Осторожно приблизившись, я увидел, что стропы были металлическими, увешанными приспособлениями, назначение которых представляло для меня не меньшую загадку, чем функция машин в залах-пузырях.
Я прошел мимо еще одной группки поющих ветвей, большая часть которых была мне лишь по колено. Едва удостоил их взгляда. Сунь за моей спиной, нагнувшись к спиралевидной трубе, громко позвала остальных. Ее крик, казалось, что-то потревожил в воздухе. Вокруг купола зазвенели отголоски эха. Я подошел к марсианину, висевшему ниже, и остановился.
Разумеется, я видел их раньше. Все видели. Их образы сопровождают нас с пеленок. Марсиане. Они заменили собой мифологических существ нашего собственного местечкового, террацентричного наследия: богов и демонов, вокруг которых когда-то строились наши легенды.
«Невозможно переоценить, – писал Гретцки в пору, когда у него, судя по всему, еще был порох в пороховницах, – тот удар, который это открытие походя нанесло представлениям о месте человечества во Вселенной и убежденности, что Вселенная в каком-то смысле принадлежит нам».
* * *
Вот как изложила это Вардани одним прекрасным вечером на балконе склада Роспиноджи:
«Брэдбери, 2089 год по доколониальному летоисчислению. Герои античности развенчаны и низведены до статуса обычных невежественных задир – которыми они, по всей вероятности, всегда и были, – после того как первые декодированные марсианские системы данных известили мир о существовании цивилизации звездных странников, возраст которой как минимум равен возрасту человечества в целом. Тысячелетние знания Египта и Китая начинают казаться детским лепетом. Мудрость веков мгновенно оборачивается обычной болтовней обкуренных подзаборных пьянчужек. Лао-цзы, Конфуций, Иисус Христос, Магомет – да что эти ребята знали? Гуру местечкового розлива, ни разу не покидавшие планеты. Где были они в то время, когда марсиане бороздили межзвездные пространства?
Разумеется – Вардани еле заметно и неприятно усмехается, – ни одна из основных религий не собиралась сдаваться без боя. Обычные стратегии. Инкорпорировать марсиан в общий порядок вещей, подкорректировать священные тексты или сочинить новые, поменять интерпретации. Потерпев неудачу во всем этом из-за нехватки серого вещества, попросту начать отрицать факты, объявив все происками злых сил и разнося в пух и прах несогласных. Должно сработать.
Но не сработало.
Какое-то время казалось, что все складывается как надо. Нарастающая истерия вылилась в акты сектантской агрессии, и молодые кафедры ксенологии в университетах то и дело страдали от поджогов. Именитые археологи передвигались под охраной вооруженного эскорта, а в университетских городках постоянно вспыхивали стычки между фундаменталистами и полицией. Интересное время для студенчества…
В результате волнений начали формироваться новые верования. В общем они не сильно отличались от старых во всех отношениях, включая догматичность. Но в их глубине или, возможно, наоборот, на самой поверхности быстро восходили ростки внерелигиозного убеждения в существовании чего-то, что не укладывалось в понятие „бог“.
Возможно, дело было в крыльях. Этот культурный архетип укоренился так глубоко – ангелы, демоны, Икар и бесчисленные ему подобные идиоты, сигающие с башен и утесов до тех пор, пока мы наконец не научились делать это как надо, – что человечество не могло с ним расстаться.
Возможно, дело было в том, что на кону стояло слишком много. Астронавигационные карты обещали новые миры, куда мы могли просто взять и отправиться, уверенные, что планеты земного типа находятся там, где указано, именно потому, что там так указано.
Как ни назови, это была именно вера. Не знание. Гильдия в ту пору не была так уж убеждена в правильности своего перевода, а для того чтобы отправить в глубины космоса сотни тысяч оцифрованных сознаний и клонированных эмбрионов, необходимо нечто существенно более весомое, чем просто теория.
Это была вера в практическую ценность Нового Знания. На место террацентричной привычки рассчитывать на мощь человеческой науки и ее способность когда-нибудь Решить Все Проблемы пришло спокойное желание положиться на всеобъемлющее величие Марсианского Знания, которое, словно добрый отец, возьмет с собой в море и даст постоять у штурвала. Мы улетали с Земли не как повзрослевшие дети, покидающие родительский дом, а как малолетние несмышленыши, доверчиво ухватившись пухлой ручонкой за коготь марсианской цивилизации. Предприятие внушало абсолютно иррациональное чувство безопасности, тепла и комфорта. Это чувство сделало для переселения не меньше, чем столь превозносимая Хэндом экономическая либерализация.
Три четверти миллиона смертей на Адорасьон всё изменили. Еще несколько геополитических просчетов привели к усилению Протектората. Из-за них на Земле снова набрали силу старые системы верований как политических, так и духовных, тома незыблемых данностей, на которые можно опереться. Мы вели себя безрассудно, и за это придется заплатить. Во имя стабильности и безопасности нам теперь необходима твердая рука.
От недолгого всплеска энтузиазма в отношении всего марсианского теперь мало что осталось. Минуло несколько столетий со времен Вычинского и его команды первопроходцев, которых изгнали из университетов и лишили финансирования, а некоторых и вовсе убили. Гильдия затаилась, ревниво оберегая ту толику интеллектуальной свободы, которую ей отпустил Протекторат. Вместо хоть какого-то понимания марсиан, у нас есть лишь два слоя представлений, практически не соотносящихся друг с другом. На одной стороне – хрестоматийно-сухие тексты и изображения в тех объемах, которые Протекторат счел приемлемыми для людей. Каждый ребенок прилежно изучает их внешний облик, строение крыльев и скелета, динамику полета, скучные детали ритуалов спаривания и заботы о потомстве, виртуальную реконструкцию их оперения и цвета, созданную на базе тех немногих визуальных материалов, к которым мы получили доступ или создали на основании догадок Гильдии. Эмблематические изображения гнездовий, предположительная одежда. Яркие, легко усвояемые детали. Не слишком много социологии. Слишком непонятно, слишком неопределенно, слишком непоследовательно – и кроме того, ну разве хочется кому-то вообще всем этим заморачиваться?..»
– Мы отбросили знания, – сказала она, слегка ежась от холода. – Сознательно предпочли невежество перед лицом того, что можно понять, лишь приложив усилия.
«А другой полюс вобрал в себя эзотерику. Причудливые религиозные культы, легенды, слухи с раскопок. Здесь марсиане сохраняют свою прежнюю значимость – здесь о них можно говорить с придыханием. Здесь их можно называть так, как их когда-то назвал Вычинский: „Новые Древние, открывающие нам истинное значение этого слова. Таинственно исчезнувшие крылатые благодетели, что слетели вниз и кончиком крыла провели по затылку человеческой цивилизации, напомнив нам о том, что шесть или семь тысячелетий обрывочно записанной истории здесь древностью не считаются“».
