Но стоило сделать определенное количество шагов в сторону от дороги и прилепившихся к ней построек, как перед тобой вставала природа Центрального ствола во всем свое первозданном величии. Из – под каждого второго куста тебя рассматривали внимательные глаза, из – под каждого двадцатого – с плотоядным интересом. Здесь можно было под сенью нависающих плакучих ив наткнуться на тихое лесное озеро и с удивлением увидеть мелькнувший посередине его полуметровый плавник гигантского карпа, или в отблесках удаляющихся под вечер «светляков» различить переливы чешуйчатого плаща могучего озерного осетра. Где – то шумели перекаты, и на них хищники в яростных схватках столбили свои рыболовные наделы. Места, где ловкой лапой удобно зачерпнуть с водой идущего вверх по течению гольца или оглушить нокаутирующим ударом зазевавшегося кижуча. Поросшие кедровником гранитные скалы служили отличным местом обзора для хищных птиц и охотничьими угодьями для лис, промышляющих вертких ящериц или слепых веретениц. Ночью среди лесных полян расцветали одинокие огоньки бивачных костров. Там варили пищу и грелись разночинные искатели приключений, охотники или просто путники, которым был не по карману покой придорожных трактиров, или не по нраву внимательный взгляд патрульных или регулярной стражи. Часть из них после полуночи кивала друг другу, поднималась с места и уходила в темень, по направлению к Тракту и жилым местам. На поясах у этих странных ночных пилигримов блестели мечи и ножи, лица украшали уродливые свидетельства жарких и кровавых схваток. Такова была дикая жизнь Центрального ствола в небольшом ее разрезе, потому что описать ее в полном многообразии являлось задачей, непосильной для любого натуралиста. По той простой, но весомой причине каждого двадцатого глазастого куста, из которых каждый третий, обдуманно взвесив все «за» и «против», переходил к активным действиям.
Мы с Лагатом не страшились местных обитателей. Если бы могли – дали бы им совет держаться от нас подальше. Я приметил небольшую утоптанную грунтовку и съехал по ней с Великого тракта. Через недолгое время дорога выродилась в тропинку, а еще немного спустя – превратилась в звериную тропу. Лагат уверенно шел вперед. Для выбора пути ему не требовался дневной свет или тусклые маяки звезд. Я тихонько сказал ему:
– Осторожней. Мы приближаемся к нужному месту.
А вот и оно. Вековой тополь распростер над тропой свои сучковатые объятья. С другой стороны вставали густые заросли орешника.
Он притаился неподвижно, почти не дышал и не мог знать, что своим сумеречным зрением некроманта я отчетливо вижу его силуэт сквозь сплетение ветвей. Различаю морду с коротким скошенным «хрюком», блеск оскаленных клыков и жадную плеть языка. Местная хищная разновидность бурого медведя притаилась в кустах в ожидании неосторожной добычи. Это мог быть сохатый, лесной тур или стадо кабанов. Вполне сгодился бы и случайный одинокий путник. Но сегодня безжалостному охотнику суждено было превратиться в жертву. С моих ладоней сорвалась «Костлявая рука» из Магии Смерти. Она метнулась к медведю, проникла сквозь шкуру и прочный каркас грудной клетки и сжала своими ледяными пальцами его большое и горячее сердце. Подержала немного и резко рванула вниз.
Я простоял еще минуту. Убедился, что добыча мертва и тронул поводья, уронив в траву голубой шарик «Дорожного ночника». Лагат сдвинулся с места осторожным шагом. Я точно знал куда еду и как мне надлежит действовать.
Через тысячу шагов от засады медведя – людоеда и места его безвременной кончины звериная тропа расширилась. Нависающие стволы сделали шаг назад, выводя меня и Лагата на уютную лесную полянку, где горел небольшой костер. Мы еще не ступили в купол его света, как справа, с кроны кряжистого вяза, послышался предостерегающий свист. Ах, мошенник, как же я его не заметил? Собравшиеся вокруг костра мгновенно повскакивали с мест, в руках их блеснуло оружие. На меня, между прочим, направленное. Это были орки. Приземистые, криворукие, страхолюдные лесные орки. Кто подобрал с травы булаву, кто схватился за саблю, кто вытащил кинжал. Сбоку из темноты выступил дозорный. В руках он держал короткий тугой лук для ближнего боя. Вот в чем дело! Этот пройдоха где – то сумел отыскать редчайшего Вольфрамового Паука – Ткача и обмазал свой стеганый зипун его блестящей паутиной. Поэтому – то и остался невидимым для моего заклинания.
Я неторопливо спрыгнул с седла и успокаивающе погладил по холке Лагата. Орки застыли, не зная, чего от меня ожидать. Некроманты пользовались всеобщим уважением, если не называть это чувство страхом. Уж больно много разных вымыслов о нас бродило в умах и на языках людей и нелюдей. А поскольку ни Рыцари Тьмы, ни маги Некрополиса не были склонны разъезжать с туристическими поездками по разным городам и весям, большинство этих побасенок просто некому было опровергать.
– В тысяче шагов отсюда лежит убитый мной бурый медведь. Я оставил напротив его логова болотный огонек, так что мимо не пройдете. Разделайте и принесите мясо, мы его зажарим на костре. Есть посуда? Ну там, корыто какое или ведро?
Один из орков, кривой на один глаз приземистый крепкий детина, с сомнением кивнул на пару глиняных кувшинов, валявшихся в траве. Я вздохнул.
– Не пойдет. Горлышко узкое.
Второй, в драном треухе из волчьей шкуры, кинулся куда – то в кусты и приволок оттуда пару берестяных ведер.
– Вот это уже лучше. Обмажьте бока глиной, чтобы влага не вытекала. Сцедите в них медвежью кровь, это для моего коня. Для этого тушу придется поднять. Веревки найдутся?
Орк в волчьем треухе подобострастно кивнул. Я усмехнулся.
– Конечно. Еще бы у вас не нашлось веревок. Как же вам тогда связывать захваченных на Тракте пленников? Ладно, каждый по – своему борется со скукой. Захватите требуху, мой скакун тоже ее очень любит, – увидев их вытянувшиеся от огорчения рожи, я великодушно добавил. – Сердце, печень и желчь можете оставить себе.
Желчь ценилась гномами. Из нее готовили зелья. А если повезет, и охотник сумеет найти перекупщика, поставляющего товары в алхимические лаборатории Сияния, то цена сразу вырастала втрое. Охотно скупались медвежье сердце и печенка. Их использовали для приготовления некоторых усиливающих амулетов.
– Шевелитесь. Ночные хищники не будут ждать, пока вы копаетесь. И вот еще что. В миле на север отсюда рыщет десяток Бледных Карликов. Они уже унюхали Смерть и теперь идут по верхнему чутью. Когда они появятся, просто скажите, что это моя добыча, и полночные воры уберутся восвояси.
Орки, стараясь держаться подальше от Лагата, проломились сквозь кусты по обе стороны от тропы и бодро побежали по дорожке. Я уселся у огня, ослабил шнуровку накольчужника.
– Эти бездельники провозятся целый час. Можешь пока прогуляться по окрестностям.
Лагат отрицательно качнул большой головой. Он подогнул колени и, осторожно улегшись на траву, свернулся в паре шагов от меня, как большая собака. Я с наслаждением откинулся на спину и закрыл глаза. Можно немного подремать в ожидании ужина.
Как я и предполагал, орки отсутствовали больше часа. Я услышал тихое предостерегающее ржание Лагата, и через несколько секунд на поляне раздались возбужденные гортанные возгласы орочей банды, приволокшей части освежеванной медвежьей туши. Почти не поднимая век, я раздельно произнес в их направлении:
