– Туше! – объявил рефери, засчитав поражение.
Сатклифф и Уоррен заняли исходные позиции.
– Боже правый, Хейбери, да ты убить меня собрался?
Оливер ухмыльнулся под маской.
– Сердце у тебя, Джонатан, с горошинку, в него так просто не попадешь.
– Очень смешно. Если у меня с горошинку, то у тебя, должно быть, вообще в пыль рассыпалось много лет назад.
– К барьеру!
На этот раз Оливер направил рапиру противнику в плечо, подождал, пока Мандерли отведет свой клинок, и вдруг, резко изменив направление удара, ткнул его в маску.
– Туше!
– Ты точно решил меня прикончить! Обычно даешь и мне попасть раз-другой, чтобы не было обидно.
– Ну извини, друг мой, сегодня я не особо расположен к милосердию.
На самом деле на месте Джонатана Оливер с удовольствием воображал Диану Бенчли, вооруженную зонтиком или чем-нибудь столь же бесполезным. С ней мысленно и сражался. Возбуждающая картина? Еще бы! Но за это Оливер не мог себя упрекнуть. В постели эта женщина была настоящей тигрицей, демоном. То, что она вытворяла… то, какие пробуждала чувства… эмоции, которые он считал для себя невозможными…
– Туше! – прогремело в ушах через полсекунды после того, как Мандерли кольнул его рапирой в подреберье. Оливер моргнул.
– Что?! Не так уж ты неуязвим. – Джонатан приплясывал от радости, протыкая рапирой воздух.
Полуулыбка Оливера сменилась хмурой гримасой. Он отступил на исходную позицию. Мысли о Диане не должны делать его слабым. Что бы ни было между ними, все это давно в прошлом, и Оливер это докажет. Если для этого придется жить с ней под одной крышей и играть в ее игры – что ж, быть по сему.
– Ну, где же твои шуточки? – поддразнил его Мандерли. – Язык проглотил?
Свободной рукой Оливер подал знак рефери.
– К барьеру! – объявил тот.
Минуту спустя виконт Мандерли лежал плашмя, сраженный тройным ударом в лицо, грудь и живот. Прежде чем рефери успел объявить о конце схватки, Хейбери стянул маску и бросил ее слуге.
– Оливер! – позвал Джонатан, поднимаясь на ноги.
– Не люблю проигрывать, – отозвался Оливер, широким шагом направляясь в комнату для переодевания.
Итак, теперь он знает, в чем состоит план Дианы. Не только знает – против воли принужден в нем участвовать. У нее изобличающий его документ, и сбежать Оливер не сможет, если только она сама его не отпустит. А это… если он хоть что-нибудь понимает в жизни – и в Диане Бенчли, – маловероятно. Крайне маловероятно. А значит, ему необходимо выяснить все ее правила игры, все детали, слабые стороны. Ибо проигрывать Оливер Уоррен действительно не любил. И не собирался.
Закончив одеваться, он повернулся к Мандерли.
– Готов поужинать?
– А издеваться надо мной не будешь?
– Не буду. И еще – я плачу.
– Тогда поехали в «Уайтс».
Сорок минут спустя официант проводил их за накрытый белоснежной скатертью столик в обеденном зале «Уайтса». На несколько минут Оливер погрузился в необычное для себя занятие: разглядывал не посетителей, а зал. Прикидывал, сколько здесь столиков, сколько официантов, далеко ли до кухни, где расположены бар и игровая комната.
Оформление зала ему не понравилось. Чересчур претенциозное. Словно кричит: здесь обедают только знать и богачи! Однако такой подход имеет успех: очередь на членство в клуб «Уайтс» растянулась лет на пять. Чтобы попасть в клуб, требуется поручительство, но даже оно не дает гарантии.
– Очень приятно, что ты сдержал слово и не смеешься надо мной, – проговорил с набитым ртом Джонатан. Он с аппетитом поглощал жареного фазана. – Но от дружеской беседы я бы не отказался. И ради бога, не смотри на стол с таким зверским видом, словно вот-вот его перевернешь.
– Скажи, в скольких клубах ты состоишь? – спросил Оливер.
– А тебе зачем? Хочешь меня там забаллотировать?
– Ты меня сегодня все время в чем-то подозреваешь, – нахмурился Оливер. – Кажется, до сих пор я тебе ничего дурного не делал.
– Потому что вижу: тебя аж трясет от злости. Не на меня, верно? Но я – самая удобная мишень, чтобы сорвать гнев. Спросил бы, что у тебя стряслось, но слишком ценю нашу дружбу. Так что сижу тихо, ем дорогущего фазана и жду, когда ты меня просветишь. Или поколотишь. И честно говоря, это ожидание действует мне на нервы.
– Что за хождение вокруг да около? Почему ты просто не скажешь: «Оливер, что там у тебя случилось, выкладывай»?
Мандерли поднял глаза, встретился с другом взглядом.
– Оливер, что у тебя случилось? Выкладывай.
Уоррен отпил вина.
– Нет.
– Вот видишь!
– Пока скажем так: если я соберусь исповедаться – первым вспомню о тебе. Но не сейчас. Сначала мне самому нужно кое в чем разобраться.
Джонатан кивнул и вернулся к фазану.
– Что ж, достаточно честно. А клубов у меня – пять.
– Прошу прощения?..
– Я состою в пяти клубах. «Уайтс», «Сосайети», «Армейский клуб», «Тори-клуб» и «Будлз».
– Ты – в «Тори-клубе»? Серьезно?
– Унаследовал членство от отца. Был там всего раз или два. Но плата за членство там умеренная, так отчего бы и нет? – Джонатан глубоко вздохнул. – Скажи, твои расспросы как-то связаны с тем, что леди Камерон объявила о намерении открыть игорный клуб?
«Черт бы ее побрал! Разумеется, уже весь Мейфэр только об этом и говорит!»
Впрочем, именно этого Диана и добивалась.
– Допустим. А ты что об этом думаешь?
– А что думаешь ты?
– Я первый спросил.
– Ладно. Вторая моя мысль была: должно быть, последние годы леди Камерон провела не в Вене, а в Бедламе.
Оливер кивнул. Джонатан… гм… более добропорядочный человек, чем он сам, и его мнение – глас большинства аристократов Мейфэра.
– Ты сказал, это была вторая мысль. А какая была первая?
– Хотел бы посмотреть на клуб леди Камерон. Она ведь графиня, и прехорошенькая. Другого мужа может себе найти за пять минут. И если вместо этого готова рисковать своим положением в свете?.. Ну, очевидно, за этим стоит что-то экстраординарное. Я слыхал, что Камерон был игроком, и, по рассказам, очень неудачливым, но она-то?.. Что с ней произошло там, в Вене?
Вот это уже интересно, сказал себе Оливер. Похоже, он недооценил силу любопытства и страсти к сплетням. Вообще он склонен переоценивать светские приличия – быть может, оттого, что сам слишком часто их попирает.
– А теперь скажи свое мнение! – настаивал Мандерли.
