Кристина заинтересованно повернула голову и сообщила:
— «Уилер хочет с ней поговорить».
Я усмехнулась:
— «Не сомневаюсь. Хорошо, я передам ей его приглашение» — и на этом мы окончательно распрощались.
Тут мне пришлось вынырнуть из своих воспоминаний, поскольку Надя потребовала моего срочного внимания. Оказалось, ей надоели старые игрушки, и она попросила достать ей с верхней полки пакет с еще более старыми, но уже частично позабытыми игровыми атрибутами. Когда я выполнила ее просьбу, она с энтузиазмом принялась потрошить этот пакет, а я беспрепятственно вернулась к своим размышлениям, но мысли приняли уже совсем другое направление.
Да я была безмерно рада тому, что дельфинам удалось вернуть мне мой дар. Мои родные и Адам тоже заметили положительные изменения в моем состоянии и радовались вместе со мной. Тимур куда-то пропал и не объявлялся. И вроде бы все у нас было хорошо…
Но был один факт, который омрачал мое радостное настроение: Адам, выйдя из больницы, возобновил свою переписку с Маринэ, которая в свою очередь желала переписываться и со мной, и мне вновь приходилось как-то изворачиваться и уклоняться от правды в своих письмах. Эта необходимость ужасно угнетала меня не только потому, что заставляла собственными руками разрушать дружбу с хорошей и интересной девушкой, но еще и потому, что у меня присутствовало смутное интуитивное ощущение: с каждым таким письмом мы с Адамом все глубже сами себе роем яму и готовим условия для новой катастрофы или кризисной ситуации. Я не хотела повторения той ужасной аварии (или чего похуже) и вряд ли бы смогла еще раз пережить то, что испытала в тот злосчастный день. Но я не имела ни малейшего понятия, как объяснить все это Адаму так, чтобы он меня понял и поверил. Конечно, он бы понял и мог бы поверить, если бы захотел. Но он не захочет, потому что если смотреть на ситуацию под таким углом, из этого неизбежно следует наше расставание. А он вероятность такого события не станет рассматривать даже потенциально.
Так что придется, видно, мне взять этот вопрос на себя и снова стать инициатором нашего временного расставания (до тех пор, пока Адам не объяснится с Маринэ). По-хорошему, мне следовало поговорить с ним на эту тему еще несколько дней назад, но я все медлила и тянула время — так не хотелось мне заводить этот неприятный разговор.
Но вот сегодня мне под утро приснился яркий сон. Я присутствую на чьей-то свадьбе. Всюду цветы, кружева, улыбающиеся гости. И только на венчании я вижу, что жених там, оказывается, Адам, а невеста — Маринэ. Во сне я позвала своего любимого, он обернулся и увидел меня. А потом что-то сказал Марине, от чего та остолбенела, и пошел по проходу ко мне, так и оставив невесту стоять у алтаря соляным столбиком. Но ее ступор длился недолго: через минуту Маринэ начала плакать и кричать, что нас ненавидит. А потом вслед нам полетели такие проклятия, что услышав их, я в ужасе проснулась.
Я до сих пор не могу определить, было ли это какое-то особое видение или пророческий сон, был ли это предупреждающий сон вроде того, который сообщал мне о смерти Адама, либо же это была просто игра моего воображения. Но в любом из этих случаев это был явный и недвусмысленный сигнал моего подсознания, что данную проблему надо как-то решать и не стоит с этим затягивать (а то ведь так и до свадьбы дотянуть можно!). Боже мой, кто бы знал, как мне не хотелось это делать!!! Но разве у меня был выбор?
Проведя весь день в тяжелых раздумьях, я решила, что попробую поговорить с другом на днях, когда представится подходящая возможность.
Воскресение, 4 апреля 2004 г.
Адам
Этот выходной мы с Олей совместно проводили в моей общаге. При этом я чувствовал себя так, будто всю жизнь жил с ней бок о бок, до того комфортно и уютно было мне в ее присутствии, хотя каждый из нас после умывания и завтрака занимался своими делами. Сначала я сел за ноутбук писать ответ на очередное послание Маринэ: девушка писала, что очень соскучилась и ждет не дождется лета, когда я снова приеду домой на каникулы. Как ни странно, я тоже немного скучал по ней, но, разумеется, совсем не так сильно, как по Оле, когда ездил домой на новый год.
Кстати, последняя все то время, что я заседал за ноутбуком, проводила какую-то медитацию, сидя по-турецки на моей постели. Сложив пальцы рук в какой-то хитрой комбинации, она с отрешенным лицом застыла неподвижно, словно изваяние. Хотя подруга и рассказывала мне, что в течение дня обычно тратит несколько минут на медитацию и расслабление, раньше она при мне не медитировала, уж и не знаю почему: может ей было не до того, а может просто стеснялась. Так что ничего удивительного не было в том, что время от времени я кидал на нее любопытные взгляды, но ничего необычного так и не увидел.
Надо сказать, что с тех пор как в прошлую пятницу к Оле благодаря дельфинам вернулся ее дар, она снова стала сама собой и очень быстро восстановилась, перестав чахнуть и засыпать на каждом шагу. Я не мог нарадоваться этой благотворной перемене и чувствовал себя до невозможности счастливым от того, что мы оба справились с последствиями аварии и у нас, наконец-то, все наладилось. Поскольку с чемпионатом я пролетел, у меня появилась куча свободного времени, большую часть которого я и посвящал любимой девушке, наверстывая упущенное за последние два месяца.
Мы снова ходили вместе на каток, в кино, на выставку фотографий (о существовании которой, как выяснилось позже, Ольге стало известно благодаря Тимуру) и получали немалое удовольствие от этих совместных походов. Погода тоже способствовала романтическому настроению: снег растаял, солнце усердно пригревало, птички чирикали громче обычного, а деревья начали покрываться зеленью. Девушки отреагировали на перемену погоды не хуже птиц и деревьев — стали одеваться более ярко и броско, открывая то, что раньше было закрыто. Мы, как представители противоположного пола, не смогли не заметить эти природные изменения и стали более заинтересованно поглядывать в их сторону… В общем, в воздухе чувствовалась весна. Странно, но весна еще никогда раньше не ощущалась мной так сильно как в этом году — видимо, всему виной присутствие Ольги в моей жизни и те чувства, что я к ней испытывал.
— Адам, не отвлекайся — вдруг проговорила Оля, не открывая глаз и не меняя позы — Хватит на меня глазеть, твой взгляд мешает мне полностью расслабиться.
Оказывается, я так сильно задумался, что напрочь забыл о письме своей невесте и все это время непроизвольно разглядывал Ольгу. А она, выходит, почуяла… Впрочем, как всегда. Усмехнувшись, я ответил:
— Ладно, я больше не буду. Кстати, я уже почти закончил. Скоро твоя очередь ей писать — проинформировал я подругу и заметил, как та тревожно нахмурилась.
Надо сказать, что это выражение лица теперь появлялось у любимой каждый раз, когда я упоминал Маринэ. А в последние дни я замечал его гораздо чаще. Я специально не расспрашивал ее ни о чем, чтобы не касаться неприятной темы: зачем портить себе нервы и зря расстраиваться, если мы все равно сейчас ничего сделать не можем? Но это не означает, что я не видел, как моя подруга мается из-за нерешенности данного вопроса. Я ее прекрасно понимал, но помочь ничем не мог, я уже и сам порядком устал от недосказанности между мной и невестой. Мне не хотелось выглядеть в ее глазах обманщиком и предателем (хотя строго говоря, я Маринэ не предавал — я ведь не клялся ей в вечной любви). Но я не видел другого выхода, как дождаться лета и все ей объяснить с глазу на глаз, поэтому я старался не заострять свое внимание на данной ситуации.
