Станция Лунинец находится в 25 километрах строго на восток от Пинска.
Через нее отступали из Пинска все наши воинские части, городские и партийные власти. Стало понятно и то, почему пунктом назначения стала станция Зябровка. Оказывается, в предвоенное время в Зябровке находился крупный военный аэродром. Таким образом, пункт назначения был выбран не случайно. Находится Зябровка на самом юго-востоке Белоруссии в Гомельской области.
24 июня 1941 года
Наиболее драматичным для 39-го авиаполка стал третий день войны. Выполняя боевую задачу, погибли и пропали без вести сразу десять человек, из них четыре летчика, два штурмана и четыре воздушных стрелка-радиста.
Два экипажа погибли на глазах их товарищей, о чем свидетельствуют записи: «Убит при атаке истребителей», «Сгорел в воздухе». Про остальных – «Не вернулся с боевого задания».
В этом печальном списке есть имя Виктора Бакурадзе. Это был близкий друг нашей семьи. С Бакурадзе мои родители жили в одной квартире, пользовались общей кухней. Впоследствии выяснилось, что он похоронен в Брестской области, в городе Ганцевичи.
25 июня 1941 года Четвертый день войны стал для 39-го авиаполка последним днем его боевой работы на самом первом этапе войны. В этот день он потерял три последних исправных самолета. С боевого вылета не вернулось три экипажа.
В 1978 году красные следопыты Пружанской средней школы сообщили в архив МО о том, что в результате проведенного ими поиска и опроса свидетелей – жителей сел Загорское и Долгое им удалось установить, что в самом начале войны советские самолеты бомбили войска противника. Один самолет из-за прямого попадания снаряда взорвался в воздухе. Это был экипаж в составе старшего лейтенанта Леушина, лейтенанта Лазько и старшего сержанта Порошина. Вероятно, благодаря стараниям школьников этот экипаж числится погибшим, а не пропавшим без вести.
Эвакуация
По счастью, город находился на одной широте с Брестом, который своей героической обороной и подарил Пинску несколько столь нужных дней. К слову сказать, Постановление ЦК ВКП(б) «О порядке вывоза и размещения людских контингентов и ценного имущества» появилось только 27 июня 1941 года.
В монастыре, где находились семьи комсостава, все жили ожиданием известий, но их не было. 24 июня во двор вошел небольшой отряд моряков Пинской флотилии. Все были вооружены и напоминали матросов из недавнего фильма «Мы из Кронштадта». Старшим среди них оказался недавний попутчик из Москвы. Мама узнала его и окликнула.
«Как, вы еще здесь? – изумился он. – Мы еще вчера эвакуировали свои семьи. Завтра-послезавтра немцы будут в Пинске!»
Через какое-то время во двор въехала полуторка, из которой выскочил комиссар полка Макурин. Не глядя в глаза людям, он быстро погрузил свою семью, вещи и, оттолкнув бросившихся к нему женщин, уехал. Вот теперь стало по-настоящему страшно.
Наконец во дворе появился старший лейтенант Поляков. Он объявил о начале эвакуации. Предупредил, чтобы брали с собой минимум вещей, только самое необходимое. Когда пришли на вокзал, то там творилось что-то невообразимое. Как рассказывала потом мама, отец вынул пистолет и несколько раз выстрелил в воздух. Затем объявил, что он будет командовать эвакуацией и пристрелит любого, кто будет ему мешать. «Это моя жена и сын. Они сядут последними!»
Пока шла погрузка, мама стояла ни жива ни мертва, наконец и ее запихнули в вагон, и поезд пошел.
Через какое-то время эшелон почему-то остановился. Стояли долго, как вдруг мой брат говорит: «Папа». И показывает пальчиком в окно: «Там папа!» Мама выглянула и действительно увидела мужа.
Двигаясь параллельной дорогой, отец заметил стоящий поезд и решил проверить, в чем дело. Оказалось, что машинист и кочегар сбежали. Через какое-то время под дулом пистолета отец привез новую бригаду, и поезд наконец тронулся. По дороге его несколько раз бомбили. В Гомеле семьи комсостава стали самостоятельно определяться, кто куда поедет. Мама намеревалась ехать в Крым, а ее подруга Леля Чистякова – в Москву. Оставив четырехлетнего Леню и пятилетнюю девочку на перроне, женщины пошли к коменданту вокзала, чтобы узнать свою дальнейшую судьбу. Тот огорошил тем, что через пять минут уходит последний поезд на Москву, а минут через двадцать – на Киев. Когда вернулись на перрон, то там стоял один только Леня, девочки не было. Оказалось, что она захотела пить и куда-то ушла. Поезд на Москву уже отправлялся. Вся в слезах, Чистякова запрыгнула в последний вагон. Мама собралась идти на киевский поезд, как какая-то женщина привела потерявшуюся девочку.
Узнав, что ее мама уже уехала, женщина растерянно сказала: «Ну ладно. Пусть девочка пока побудет у нас. Я живу прямо напротив вокзала».
На мой вопрос, как она могла оставить девочку в чужом городе, почему не взяла с собой, мама ответила не сразу. С ее слов я понял, что ей и в голову не могло прийти, что все это надолго, на годы. Ей казалось, что максимум через неделю-две все вернется на круги своя, и потому увозить девочку куда-то в Крым она просто не имела права.
Впрочем, ни в какой Крым она не попала. Поезд увозил ее все дальше на восток, и уже в Куйбышевской области, на станции Кинель, ей сказали, что они приехали. Оттуда отправили в деревню Чубовку, где ей предстояло жить в эвакуации. Уже на второй день пришел бригадир и приказал идти работать. Когда она появилась на поле в своем шикарном платье, привезенном отцом из Вильно, колхозницы ахнули. Но это уже начало другой истории, а мы вернемся назад, в Пинск.
Отец влился в разношерстную колонну наших войск, которая двигалась на восток. Первоначально шли по дорогам. И вот тут выяснилось то, к чему наше сознание не было готово. Покидая каждое село, отец сначала с удивлением, а потом уже с ненавистью видел, как местные жители стреляли им в спину.
Уже в Симферополе, будучи на пенсии, когда по телевизору рассказывали о «дружбе народов» и называли Белоруссию, отца словно передергивало, и он сквозь зубы повторял: «Видел я этих братив-белорусив, видел…»
