Именно царская Россия мешала реализации старинной германской мечты о колонизации Востока, и вот в заключительной фазе войны эта помеха оказалась устранена: 1 марта 1918 г. немецкие войска захватили Киев: по указке Людендорфа была декларирована «Украинская держава» во главе с гетманом П.П. Скоропадским и под германским контролем, и это явилось основой для консолидации колонии-сателлита Германского Рейха. В оккупированной немцами Прибалтике кайзер стал герцогом Курляндским, в состав которого были включены Литва и Эстония, управляемые местным немецким меньшинством. В апреле 1918 г. войска германского генерала фон дер Гольца захватили Финляндию, также потенциального сателлита или союзницу Германии.
7 мая 1918 г. был подписан Бухарестский мир, который обеспечивал германцам хорошие возможности экономической экспансии в Румынии. По приказу Люден-дорфа немецкие войска были введены в Крым, тамошняя немецкая колония до войны была экономически доминирующей, и, по логике завоевателей, Крым также подлежал германскому освоению и колонизации. В сентябре 1918 г. немецкие войска добрались до бакинских нефтяных скважин, готовясь сделать рывок в Закавказье, чтобы занять стратегические позиции на границе с Центральной Азией. Даже приближающееся падение Габсбургской монархии и Османской Порты рассматривались немецким военным руководством как дополнительная возможность для экономической и политической экспансии на Ближний Восток и Юго-Восточную Европу. Коротко говоря, к осени 1918 г. немцам казалось, что, несмотря на «тактическое» отступление на Западе, война отнюдь не проиграна, а, наоборот, на самых существенных направлениях выиграна с огромным перевесом. Более того, казалось, что из послевоенного перераспределения мира Германия (по экономическому потенциалу и масштабам природных богатств и ресурсов) выйдет равной США и Великобритании.
Положение вещей немцы осознали только в мае 1919 г., когда были опубликованы условия Версальского мира, воистину ставший для немцев «Карфагенским миром». И это несмотря на то, что Версальский мир позволил Германии сохранить все, что было создано Бисмарком. По Версальскому миру немцы потеряли относительно немного, но эти потери следует рассматривать в перспективе тех захватывающих дух завоеваний, которые Германия уже считала состоявшимися. По мнению Гитлера, после Брестского мира немецкое руководство стояло на верном пути в решении геополитической проблемы Германии, и вот в самый ответственный момент последовало «нелепое» поражение. Планы Гитлера начинались там, где кончался Брест-Литовский мир. В этом отношении интересно отметить, что гитлеровские геополитические устремления французский дипломат А. Франсуа-Понсе объяснял не расовой доктриной, а стремлением к преемственности кайзеровской внешней политике й ее достижениям, до которых Гитлер хотел сначала добраться, а потом и превзойти
[385]. Мысль о том, что Россия навязала бы Германии куда более тяжелые условия (так и произошло в 1945 г.), не приходила в голову немцам, поскольку царская Россия была уничтожена именно при помощи германского оружия! Почему же тогда целые германские общины на Востоке Германия должна отдавать под власть варваров? Именно эти потери и вызвали у немцев сильную горечь и негодование, им казалось противоестественным жить под славянским игом, под игом людей, которые пришли к европейской цивилизации во многом благодаря немцам
[386]…
Гитлер, скорее всего, и находился в плену этого видения: для него война с Советским Союзом была осуществлением обширной территориальной экспансии немецкого народа с целью обеспечения его долгосрочной экономической безопасности и одновременно реализацией возможности постоянного расового обновления. В войне на Востоке речь шла не о таких банальных вещах, как изоляция Британии или обеспечением Германии жидким топливом. Общая картина гитлеровского видения перспектив войны на Востоке претерпевала во время войны некоторые изменения, под влиянием актуальной политики и реалий происходили переносы акцентов, но главный принцип сохранялся — он заключался в обеспечении Германии «жизненного пространства». Еще в 1919 г. Гитлер риторически вопрошал, справедливо ли, что в России земли на человека приходится в 18 раз больше, чем в Германии; поэтому неудивительно, что, став канцлером, Гитлер сразу объявил о своих намерениях и не забывал о них никогда. Уже в феврале 1933 г., выступая перед офицерами рейхсвера, «он заявил, что расширение и укрепление армии является важнейшей предпосылкой восстановления внешнеполитических позиций Рейха, которые должны обеспечить переход к «завоеванию нового жизненного пространства на Востоке и безоговорочной и безусловной его германизации»
[387]. Ни немецкая, ни мировая общественность, несмотря на открытое декларирование этих целей в «Майн кампф», не представляла, насколько последовательно будет действовать Гитлер. С другой стороны, эта гитлеровская «открытость» была затемнена и замаскирована его прочими декларациями и уверениями в собственном миролюбии и готовности к сотрудничеству; это делалось для успокоения соседей и выигрыша времени для подготовки к войне. Эти заверения и тактические маневры фюрера до сих пор дезориентируют историков.
Гитлер рассчитывал на то, что вследствие большевистской революции Россия ослаблена, и какие-либо позитивные достижения стали для нее невозможны. Из гитлеровской логики видно, что причиной нацистского экспансионизма нельзя считать оборонительную реакцию буржуазной Европы против большевистской опасности: глубоко укорененный в нацизме антикоммунизм и нацистский экспансионизм существовали каждый сам по себе. Первый был просто удобным предлогом для экспансии. Интересно отметить, что сначала Гитлер считал, что сумеет договориться с Польшей; когда этого сделать не удалось и Германия напала на Польшу, Гитлер просто распространил концепцию «жизненного пространства» (прежде относящуюся исключительно к России) и на Польшу. В этой связи интересно отметить, что цель польской кампании 22 августа 1939 г. Гитлер определял как «уничтожение Польши», «уничтожение ее жизненных сил, а не выход на определенную линию». Даже Данциг для него не был важной целью — это был всего лишь поводы к дальнейшему расширению или «округлению жизненного пространства».
[388] Напротив, в отношении Советского Союза захватнические цели были заранее определены и зафиксированы. Эту фиксацию, бесспорно, привнес в геополитику сам Гитлер, но диалектика развития позиции Гитлера в отношении СССР имела довольно сложную природу: дело в том, что еще в 1914 г. правящие круги Германии оказались в своей геополитике в Восточной Европе во власти логики, последовательно опровергнуть или ревизовать которую довольно сложно. Центральное (срединное) положение Германии в системе держав в Европе всегда было чревато всевозможными осложнениями, и находившаяся на подъеме кайзеровская Германия хотела разорвать этот замкнутый круг проблем путем утверждения европейской континентальной гегемонии. Этот германский гегемонизм и империализм не были специфически немецкими: ничуть не лучше и не хуже были французские или английские имперские доктрины. После Первой мировой войны, однако, эта первоначально безобидная или, по крайней мере, трезвая немецкая геополитическая логика стала носить зловещий характер, поскольку Советская Россия могла осуществить желанную мировую революцию только через Берлин, а Запад мог защитить демократию и собственную интегральность только на Рейне. Гитлер, обладая необыкновенно развитым политическим инстинктом, использовал эту новую ситуацию для решения старой проблемы срединного (центрального), следовательно, не имеющего резервов развития, положения Германии путем экспансии на Восток, путем завоевания там «жизненного пространства». Это последнее, однако, было настолько отвлеченным понятием, что не имело никакого исторического смысла (может быть, только футуристическое)
[389]. Столь же нелепым выглядит и его стремление представить старую европейскую державу — Россию, имевшую вековые имперские традиции и долгое время являвшуюся самым существенным континентальным имперским центром силы, — объектом колонизации. Легко было предвидеть, что в случае неудачи этой авантюры сами немцы могли оказаться (с ГДР так и получилось) в той роли, которую они уготовили русским.
