Получалась парадоксальная вещь: СССР расплачивался за свои же рекомендации ГДР по проведению жесткой фискальной и финансовой политики. Но теперь проблема состояла в том, что советская помощь должна была быть более значительной, чтобы ликвидировать или хотя бы смягчить последствия монетаристского курса первых месяцев 1953 года.
А что же происходило во внутренней политике ГДР? Пока там еще продолжалось обострение кассовой борьбы. Евангелическая церковь восприняла смерть Сталина с нескрываемой радостью. Во время церковных служб 8 и 15 марта 1953 года в храмы были посланы представители государственных органов, которые затем доложили о настроениях в религиозной сфере. Многие священники сравнивали в своих проповедях Сталина с Гитлером, ССНМ с «гитлерюгендом», а СЕПГ с НСДАП
[219]. Однако одновременно синод евангелической церкви обратился 9 апреля с письмом к «Понтию Пилату» — Чуйкову как «высшей правительственной инстанции для территории Германской Демократической Республики». В письме содержались жалобы на действия властей ГДР, охарактеризованные как «широкомасштабная борьба» против церкви»
[220]. Момент направления письма был выбран очень умело: в евангелической церкви сразу уловили готовность нового советского руководства к компромиссам в германском вопросе, что, в свою очередь, опять повышало рейтинг церкви в дипломатической игре СССР. К тому же в ГДР произвело впечатление разорвавшейся бомбы сообщение МВД СССР от 4 апреля о реабилитации «врачей-убийц» и аресте замешанных в этом деле видных сотрудников госбезопасности. Письмо Чуйкову было направлено по инстанции в Москву и вписалось в собираемые Берией материалы о перегибах в ГДР. 24 марта 1953 годы на общегерманском съезде евангелической церкви в Эссене ГДР была раскритикована за «бедствия беженцев». Власти, конечно, запретили распространение материалов Эссенского съезда в церквях ГДР. Но одновременно решили наладить диалог с «прогрессивной» частью священнослужителей.
А евангелическая церковь между тем обратилась уже напрямую в Совет Министров СССР, прося распространить Указ об амнистии 27 марта 1953 года на осужденных в Советском Союзе за военные преступления немецких военнопленных. В письме было тонко подмечено, что амнистия будет содействовать популяризации последних мирных инициатив Советского Союза. Отто Гротеволь, получивший от советских представителей копию письма, написал на его полях: «преступники». Председатель правительства ГДР решил расколоть единый фронт священнослужителей и пригласить на встречу в Берлин тех, кто более или менее лояльно относился к ГДР. Пока же в ГДР не собирались сворачивать политику обострения классовой борьбы: 17 апреля 1953 года за глумление над Сталиным двое рабочих были осуждены в Лейпциге к четырем и шести годам заключения. 28 апреля МВД ГДР публично назвало «молодую общину» незаконной организацией. Днем раньше было принято решение о введении в политотделы МТС легендированных сотрудников госбезопасности для усиления борьбы с классовым врагом на селе.
А в это время в Москве шли оживленные дискуссии о том, как же все-таки укрепить ГДР. 21 апреля в СССР был срочно вызван политический советник главы СКК В. С. Семенов, который должен был помочь советскому руководству сформулировать новую линию в отношении ГДР. Дилемма виделась следующим образом: необходимо ли полностью сменить курс на строительство социализма в Восточной Германии или достаточно лишь некоторой его корректировки. Если Берия стоял за первый вариант, то Молотов склонялся ко второму. Однако мощный напор всесильного куратора советских силовых структур в апреле — начале мая стал приносить уже определенные результаты.
5 мая 1953 года Президиум Совета Министров СССР впервые детально обсуждал обстановку в ГДР. По итогам заседания Молотову было поручено подготовить проект решения по германскому вопросу. Но уже на следующий день Берия направил в Президиум ЦК КПСС докладную записку о положении в ГДР
[221]. В ней констатировался резкий рост числа тех граждан ГДР, кто в последнее время бежал на Запад (84 034 человека за первый квартал 1953 года, по сравнению с 78 381 — во втором полугодии 1952 года; следует отметить, что в апреле 1953 года поток беженцев сократился по сравнению с мартом и составил «всего» 37 тысяч человек). Причем теперь Берия указывал в качестве причины такого развития событий уже не только происки вражеской агентуры, но и ошибки руководства ГДР (нежелание крестьян вступать в СХПК, притеснения частников в промышленности и торговле, стремление части молодежи избежать службы в армии и затруднения со снабжением населения продовольствием). Кроме того, западногерманские концерны, отмечал Берия, активно вербуют наиболее способных представителей научно-технической интеллигенции. Дезертирство из народной полиции Берия относил, в основном, на счет плохой политико-идеологической работы СЕПГ в ее рядах, а также на счет неудовлетворительного снабжения униформой и питанием.
В качестве вывода Берия предлагал поручить СКК подготовить предложения по борьбе с массовым бегством населения из ГДР, затем обсудить эти предложения на заседании Президиума ЦК КПСС и по итогам обсуждения высказать «немецким товарищам» необходимые рекомендации. В записке Берия критиковал плохую работу органов государственной власти ГДР, которые сводили проблему массовой эмиграции к существованию открытой границы с Западным Берлином.
В порядке подготовки будущего заседания советского руководства по проблемам ГДР Молотов 14 мая 1953 года направил в Президиум ЦК КПСС проект указаний Чуйкову рекомендовать руководству ГДР в тактичной форме пока прекратить вплоть до окончания осенних полевых работ прием в сельскохозяйственные кооперативы новых членов и приостановить образование новых СХПК. Основное внимание предлагалось сосредоточить на укреплении уже созданных кооперативов
[222]. Это была абсолютно правильная рекомендация, хотя в Москве придавали проблеме коллективизации все-таки слишком большое значение. Уже через неделю, 21 мая, ЦК СЕПГ направил на места циркулярное письмо, в котором учитывались советские предложения.
А вот решение партийного руководства ГДР, которое и стало предлогом для массовых волнений, осталось в советской столице практически незамеченным. На 13-м пленуме ЦК СЕПГ 13–14 мая 1953 года Ульбрихт объявил о начале нового раунда партийной чистки: было принято решение об исключении из высшего партийного органа человека № 3 в иерархии СЕПГ Франца Далема за «политическую слепоту по отношению к вражеским агентам» и «не соответствующее партийным нормам отношение к своим ошибкам». Ульбрихт снова грозил «капитулянтам» и «вредителям» обострением классовой борьбы. «Делом Далема» была как бы подведена черта под партийной чисткой 1952 года, которая крайне ослабила СЕПГ, что и стало причиной столь откровенно слабой работы партийных функционеров в критические для страны недели июня 1953 года. Еще бы: ведь за прошедший год в некоторых районных парторганизациях четыре — пять раз были сменены первые секретари, а инструкторы в отраслевых отделах райкомов — восемь — девять раз. По данным за апрель 1953 года, в ходе партийных выборов своих постов лишилась одна треть секретарей комитетов всех уровней. Причем далеко не во всех случаях партийцы отстраняли от должности инертных работников или бюрократов. Чаще как раз стремились избавиться от слишком активных людей, досаждавших членам партии политучебой и другими общественными нагрузками. На их место выбирались люди, которые не вели за собой коллективы, а сами старались свести всю партийную работу к ритуальным и скоротечным партсобраниям.
