«Делай что хочешь, — сказала Марина Ли, — но я никогда не вернусь обратно в Россию».
У Ли, как мы увидим, несмотря на презрение к советскому образу жизни, совсем скоро сформируются совсем другие взгляды.
Через пару дней к Роберту приехала Маргарита, работавшая нянькой-медсестрой и находившаяся с семьей Роберта в очень прохладных отношениях. Любимый младший сын от встречи с матерью тоже был не в восторге. Они спорили, кто из них сделал больше для возвращения Ли на родину. Маргарита также огорошила Ли, заявив, что намерена написать книгу о его жизни. Ли строго запретил ей даже думать об этом, так как тогда «они» убьют Марину и ее родственников.
Сама Марина между тем с помощью жены Роберта Вады (профессионального визажиста) сделала себе короткую «американскую» стрижку и первую в жизни «химию», надела слишком короткие (с точки зрения Маргариты) шорты. Маргарита, стараясь сделать Ли комплимент, сказала, что его жена не похожа на русскую: она просто вылитая американка.
«Поэтому я и женился на ней», — ответил сын.
Ли сразу же начал искать работу, сначала интеллектуальную. Он получил в техасской комиссии по занятости (аналог биржи труда) адрес эмигранта из России Питера Грегори, работавшего в Далласе нефтяным инженером и преподававшего в местной библиотеке по совместительству русский язык. Грегори согласился проверить уровень владения русским языком нового знакомого. Он дал почитать и перевести Ли абзац из советского учебника по истории, и Освальд с этим заданием легко справился. Грегори выдал ему справку, что он вполне может работать устным и письменным переводчиком с русского языка. За ланчем Грегори подробно расспрашивал Ли о жизни в СССР. Парень ему понравился настолько, что он решил познакомиться с семьей Освальда поближе.
Но пока у Освальда, похоже, было более срочное дело. Уже в понедельник 18 июня он решил заняться тем же, чем строго запретил заниматься матери. По справочнику «желтые страницы» Ли нашел адрес машинистки Полины Бейтс и предложил ей печатать его заметки о России. Бейтс заинтересовалась, особенно когда Освальд сказал, что с большим трудом вывез эти заметки из СССР под одеждой. Бейтс запомнила, что Освальд хотел издать книгу под названием «Моя жизнь в России». Работа шла в течение трех дней и заняла в общей сложности восемь часов. Освальд помогал машинистке разбирать свои каракули (только часть текста была отпечатана, остальное написано ужасным почерком Освальда на русском и английском языках. Он говорил машинистке, что готовил манускрипт под постоянным наблюдением КГБ). В конце каждого дня Освальд забирал все материалы (включая копирку) с собой. Бейтс потом вспоминала, что у него были самые безжизненные глаза, которые она когда-либо видела.
Интересно, что, по данным Бейтс, в заметках Освальда описывался не только Минск, но и некий советский город, название которого начиналось на букву «К» (некоторые исследователи полагают, что это был Киев, в котором Освальд вроде бы никогда не был). В среду 20 июня труд над книгой неожиданно оборвался. Освальд сказал, что у него есть только 10 долларов (деньги сыну дала Маргарита) и он не может заставлять машинистку работать дальше бесплатно (к среде Бейтс напечатала как раз 10 страниц исходя из заранее согласованной платы в
1 доллар за страницу). Но Бейтс заметки очень нравились и она была готова работать бесплатно, однако Освальд сказал, что это против его принципов, и больше никогда не появлялся. Машинистка вспоминала, что Освальд крайне неохотно говорил о своей поездке в СССР. Но утверждал, что она была предпринята с санкции госдепартамента. Хотя госдеп, дескать, предупредил, что если с Освальдом что-нибудь случится, то помогать ему не станут.
Сохранившиеся заметки Освальда о жизни в Минске являются достаточно критическими по отношению к советской действительности, и непонятно, как он собирался публиковать книгу, если боялся за родственников Марины, тем более что рвать связи с СССР он вовсе не хотел. Сразу же по приезде в Даллас Освальд заставил Марину написать в советское посольство в Вашингтоне письмо с указанием ее адреса в США (так было положено по советским законам). Сам же Освальд попросил посольство помочь ему подписаться на советские газеты и журналы и вскоре, несмотря на трудное материальное положение своей семьи, выписал журналы «Крокодил», «Огонек» и «Агитатор», а также газету «Советская Белоруссия».
Явно, что отношение Освальда к СССР потеплело после того, как он поближе столкнулся с американской действительностью. Работу переводчика (не говоря уже о подъемных деньгах, как в Москве) ему никто предоставлять не собирался. Трудно было и с работой попроще. Как только работодатели узнавали, что он отчислен из морской пехоты с плохой формулировкой, разговор сразу прекращался. Роберт считал, что с такой бумагой Ли не сможет получить в Техасе даже водительские права. Освальд 18 июня послал протест в Корпус морской пехоты (подготовленный еще в Минске), но там менять свое решение не спешили.
Ко всему прочему Ли стал понимать, что жене Роберта постоянное пребывание родственников в ее доме нравится все меньше и меньше. Начались скандалы. Освальд переживал свое положение приживалы и опять стал бить Марину (в Минске он ударил ее три-четыре раза, в Техасе это вскоре превратилось почти в норму их семейной жизни).
Между тем Ли Харви Освальда в Америке все же кое-кто ждал. Осенью 1961 года штаб-квартира ФБР сообщила в далласский офис, что Ли Харви Освальд вскоре вернется в США. Агент Файн, работавший в отделении далласского офиса ФБР в Форт-Уорте, получил задание по приезде допросить перебежчика. Файн встретился с Робертом и тот обещал сразу же поставить ФБР в известность, как только брат вернется домой. 31 мая 1962 года штаб-квартира ФБР уведомила далласский офис о предстоящем прибытии Освальда. Далласскому офису предписывалось немедленно установить местонахождение Освальда и провести с ним беседу, чтобы выяснить, не был ли он завербован в СССР советскими спецслужбами и не пошел ли он с русскими на сделку, чтобы вернуться в США. Особое внимание следовало обратить на характер сведений, которые Освальд мог передать советской стороне. В инструкции говорилось, что если в отношении искренности «объекта» возникнут сомнения, надо предложить ему пройти тест на детекторе лжи.
14 июня штаб-квартира ФБР со ссылкой на военно-морскую разведку сообщила в свой далласский офис, что «объект» прибыл и что военно-морская разведка ничего в его отношении предпринимать не собирается. Но Роберт, как было условлено, Файну так и не позвонил. Последнему пришлось выйти на Роберта самому. Роберт был вынужден подтвердить, что Ли почти уже две недели живет у него, но боится выходить из дому, так как тогда его замучает пресса.
26 июня в час дня агент далласского офиса ФБР Файн (тот самый, который допрашивал Маргариту в начале 1960 года) разговаривал с Освальдом в своем офисе. (В этот день Освальд при очередной попытке устроиться на работу опять рассказывал, что был в Москве по заданию госдепартамента.) Разговор шел в присутствии еще одного сотрудника ФБР, чтобы в случае чего иметь свидетеля для возможного судебного разбирательства.
Освальд Файну не понравился, так как держался напряженно, говорил резко и не желал «сотрудничать со следствием». Он отказался сообщить причину своего переселения в СССР, сказав, что «не хочет заново переживать прошлое». Сообщения газет о своих антиамериканских заявлениях он назвал лживыми. Отрицал он и факт своего отказа от гражданства США. Правдивым было его утвеждение, что советские органы никогда не пытались его завербовать и не просили предоставить какую-либо секретную информацию. О своей жизни в Минске Ли сообщил только, что работал на фабрике металлистом. Назвать имена и адреса родственников Марины он отказался. Никаких сделок с советскими властями для возвращения в США он тоже не совершал. Русский язык выучил самостоятельно, будучи в морской пехоте, в комунистической партии США никогда не состоял. Да, он читал в Новом Орлеане произведения Карла Маркса, но только потому, что интересовался его экономическими взглядами. На вопрос Файна, что он имел в виду, когда писал матери и Роберту о разных идейных ценностях, Освальд отвечать отказался. Освальд показал советский паспорт Марины и признался, что намерен сообщить ее адрес в посольство СССР, как это и положено по советским законам. В целом «перебежчик» заявил, что не питает к русским никаких симпатий и в случае, если советские агенты выйдут на него, обязательно поставит ФБР в известность.
