Отстраненный от власти Ларго Кабальеро первоначально пытался бороться с правительством Негрина, опираясь на крупнейший в стране профсоюз ВСТ (насчитывал более 2 млн членов), лидером которого он оставался. Но часть отраслевых и территориальных организаций не согласилась с таким курсом и избрала собственное руководство. Конфликт был улажен с помощью французских профсоюзов, и Ларго Кабальеро, лишенный последних рычагов власти, окончательно сошел с политической арены. Коммунисты пытались добиться единства профсоюзного движения, и при их участии 1 августа 1937 года был образован Национальный комитет связи ВСТ и НКТ. Но дальше переговоры застопорились из-за амбиций лидеров обеих организаций. Только 15 марта 1938 года в условиях начавшегося наступления мятежников в Арагоне была подписана программа совместных действий двух профцентров.
Но как бы ни была важна политическая и экономическая жизнь республики, судьба ее решалась на фронте.
Новый министр обороны Прието в качестве своей основной задачи провозгласил деполитизацию армии. Уже через месяц после своего вступления в должность, он издал декрет о борьбе с прозелитизмом в вооруженных силах, по которому запрещалась любая партийная пропаганда в войсках. Этот шаг был направлен против коммунистов, под влиянием которых, по оценке начальника генштаба Рохо, находилось 80 % армии. Осенью 1937 года она насчитывала 420 тысяч человек, из которых почти половина были членами КПИ и ОСМ. В октябре 1937 года из 50 командиров дивизий 28 были коммунистами, а из 76 командиров бригад членские билеты КПИ имели 56 человек. Среди командиров батальонов коммунистов было еще больше.
В противовес командирам-выходцам из народной милиции Прието выделял кадровых офицеров. В какой-то мере это было оправданно, так как сразу после мятежа многие из них подверглись гонениям или были отстранены от принятия наиболее важных решений. Возвращение доверия к лояльным республике офицерам было правильной мерой, но подчас это происходило за счет необоснованного перемещения на вторые роли тех, кто выдвинулся за год войны.
В октябре 1937 года Прието запретил офицерам участвовать в собраниях и митингах, публично выступать в СМИ. Для нормальной страны в мирных условиях такой шаг, конечно, не мог вызывать возражений. Но в обстановке революционной войны, когда недостаток современного оружия мог быть восполнен только высокой идейной мотивацией бойцов, это был явный перегиб. Многие мобилизованные в армию молодые испанцы и так не понимали сущности войны, тем более, что франкистская пропаганда ограничивать себя не собиралась и доказывала по радио и в листовках, что война выгодна лишь мировому коммунизму и масонству.
После сдачи Астурии Прието демонстративно подал в отставку, зная, что она не будет принята. Оставшись на посту военного министра, он выступил 30 октября 1937 года с посланием о причинах поражения на Севере. Как ни странно, главной причиной была объявлена излишняя активность комиссаров в войсках. После этого последовали уже «оргвыводы». По декретам от 23 октября и 12 ноября 1937 года все комиссары дивизионного и более высокого уровня призывного возраста не могли занимать постов выше, чем комиссар бригады. Эта мера особенно сильно ударила по самой молодой партии страны — КПИ, и, естественно, по ОСМ. 18 ноября 1937 года был снят с должности руководитель Главного военного комиссариата (ГВК) левый социалист Альварес дель Вайо, замененный ярым антикоммунистом Бильбао. Комиссаров-коммунистов стали в массовом порядке заменять социалистами, зачастую никогда раньше не бывавшими на фронтах (за ними закрепилась кличка «сеньоритос», т. е. белоручки). В ноябре ГВК запретили издавать газеты и вести пропаганду во вражеском тылу. Все комиссары отныне утверждались военным министром. Комиссары рот (70 % из них были коммунистами) не получали каких-либо прав и числились простыми солдатами.
Все эти меры Прието, проводимые под лозунгом укрепления эффективности армии, на деле лишали ее и так подорванного после потери Севера боевого духа. Коммунисты, сознавая это, все же не вели открытой борьбы против такого курса, не желая подтачивать единство тыла. Тем более, что Прието, в отличие от Ларго Кабальеро, принимал решения все же быстрее и более внимательно прислушивался к рекомендациям советских военных советников.
9 ноября 1937 года группа высших военных руководителей республики (в т. ч. Рохо, Идальго де Сиснерос, Альварес дель Вайо) составила секретный документ, в котором анализировалось положение Народной армии. В нем отмечался рост саботажа, вредительства и уклонений от мобилизации. В качестве причин этих негативных явлений указывалось на пропаганду капитулянтских настроений, трудности со снабжением, дезорганизацию труда и произвол местной администрации. Армии не хватало обмундирования, транспортных средств и вооружения, в то время как военная промышленность республики по-прежнему выпускала в основном не находившие сбыта гражданские товары. Констатировалась плохая работа разведки.
Авторы секретной записки требовали немедленной военизации промышленного производства на заводах ВПК (в то же самое время коммунисты выступили с инициативой введения на оборонных предприятиях 9-часового рабочего дня), более последовательного проведения мобилизации и концентрации всех доступных ресурсов для фронта.
Каковы же были поздней осенью 1937 года военные планы обеих сторон?
Франко отмобилизовал 600-тысячную армию, офицеров технических родов войск для которой подготовил легион «Кондор». У мятежников было около 1000 самолетов и подавляющее превосходство в артиллерии. «Генералиссимус» решил начать 22 декабря 1937 года наступление на Мадрид с тех же самых позиций под Гвадалахарой, на которых потерпели поражение итальянцы в марте. Как и тогда, планировалось окружить лучшие республиканские войска под столицей и победоносно закончить войну. Помимо этого, «каудильо» горел желанием показать Муссолини, как надо воевать по-настоящему, превратив место итальянского разгрома в место военной славы мятежников.
Начальник генштаба республиканской армии Рохо точно предсказал именно такое развитие событий. Он, правда, не исключал и вторую возможность, согласно которой мятежники ударят по Арагону и Каталонии с целью либо рассечь республику на две части, либо, захватив Каталонию, отрезать ее от французской границы. В штаб-квартире Франко действительно обсуждались и эти варианты. Но «генералиссимус» (и немцы, и итальянцы не признавали в нем военного таланта выше уровня командира батальона) хотел не маневра и захвата территории, а уничтожения как можно большего количества своих врагов. А наиболее ненавистные ему коммунистические части стояли как раз под Мадридом.
Правительство республики все же не исключало удара франкистов на Каталонию, поэтому в начале ноября 1937 года переехало из Валенсии в Барселону. Этим шагом (который даже не был заранее согласован с генералидадом) Негрин хотел окончательно поставить под контроль каталонскую экономику и в случае нападения врага подавить в зародыше любые капитулянтские настроения в провинции. К сожалению, многие восприняли переезд правительства как отступление поближе к французской границе, что свидетельствовало о неверии руководства республики в победу. Коммунисты также были против переезда, так как тем самым ослаблялся контроль правительства в центральной части страны. Но КПИ старалась публично не спорить с Негрином и министры-коммунисты в кабинете, в конце концов, поддержали инициативу премьера.
