Английские дипломаты стремились, чтобы в Азии Россия не раздвинула свои границы. Один из российских военных консультантов на конгрессе, Бобриков, вспоминал:
«Громадного напряжения воли стоили нашим уполномоченным прения о размере непосредственного территориального вознаграждения нас в Азиатской Турции. Если представители Великобритании выказали себя ярыми поборниками интересов Оттоманской Порты во всех вопросах, касающихся её европейских владений, то при обсуждении новой азиатской границы их рвение не знало пределов и доходило до ожесточения».
Всё же канцлер Горчаков и граф Шувалов настояли на том, чтобы Россия получила города-крепости Карс, Ардаган и Батум с прилегающими к ним землями — часть Турецкой Армении и Аджарию.
Самым поразительным итогом Берлинского конгресса стало то, что главные его инициаторы — Англия и Австро-Венгрия, в войне против Османской Порты не участвовавшие и потому не потерявшие ни одного солдата, получили немалые территории. Британии достался важный в стратегическом отношении остров Кипр, а Вена оккупировала своими войсками турецкие провинции Боснию и Герцеговину, которые она в скором времени аннексировала.
Николай Николаевич-Старший хорошо знал лично канцлера князя Горчакова, который на Берлинском конгрессе был главным уполномоченным России. Когда тот вернулся из Берлина, великий князь постарался сразу же устроить встречу, чтобы высказать своё искреннее возмущение «переделом» Сан-Стефанского мира:
— Уважаемый Александр Михайлович! Как же так всё могло случиться в Берлине?
— Ваше высочество, вы читали газеты? Даже итальянцы нас не поддержали.
— Но вы же могли отстоять за болгарами Румелию?!
— Нет, не мог. Увы, не мог.
— Тогда надо было наши интересы защищать угрозой возобновления войны. Это могло подействовать на Лондон и Вену?
— Нет, не могло, ваше высочество.
— Почему вы так считаете?
— Потому что наши военные мне и графу Шувалову перед отъездом говорили, что для продолжения войны у нас нет достаточных средств.
— Но мы победили в войне, а не британцы и австрийцы.
— Да, победило русское оружие. Но посудите сами, что это значит для Европы?
— То, что вся Болгария уходит из-под власти султана, а не только дунайская её часть.
— Ваше высочество, вы говорите как человек сугубо военный, а не как дипломат за круглым столом конгресса.
— Лондон и Вена не хотят видеть нас на Балканах — это мне понятно. Но позиция Бисмарка меня поразила.
— Не стоит удивляться. Германский канцлер всегда был и будет на стороне венского двора. Они же все немцы.
— Александр Михайлович, всё же надо было напомнить в Берлине о русской армии.
— Бесполезно.
— Тогда как быть с возрождением Болгарии?
— Как быть? А надо следовать военному министру Милютину. Ведь это он сказал государю, что после войны России надо позаботиться о национальном возрождении болгарской государственности. Разве вы с ним не согласны?
— Полностью согласен. Но мы не получили на Балканах всё то, за что заплатили кровью русского солдата.
— Согласен. Но мы получили главное — будущность Болгарии. А свои границы болгары, думаю, раздвинут сами.
— Как скоро? Не придётся ли России ещё раз воевать с турками за южных славян?
— Надо постараться обойтись без войны, ваше высочество. Война всегда слишком дорого стоит.
— Тогда надо помочь болгарам так, чтобы канцлер Бисмарк не смог вмешаться в ход событий.
— То-то и оно, ваше высочество. Как я знаю, вы с государем уже решили помочь болгарам создать для начала свою армию?
— Решение государя есть. И помощь за Дунай от нас идёт немалая.
— Тогда Берлинский конгресс не так страшен, как кажется...
* * *
Образ легендарного русского полководца, во главе Дунайской армии изгнавшего с болгарской земли турок-османов, будет всегда «сопутствовать» великому князю Николаю Николаевичу-Старшему по жизни. Особенно памятным ему станет случай, когда на одном из смотров лейб-гвардии Московского полка он услышит такую солдатскую песню о минувшей войне:
Не туман с моря поднялся,
Три дня кряду сильный дождик шёл —
Князь великий переправлялся,
Через Дунай с войском он шёл.
Он и шёл с крестом, молитвой,
Чтобы турок победить,
Чтобы турок победить,
Всех болгар освободить.
Три мы ночи шли в походе,
Притуманилось у нас в глазах.
Государь нам дал свободу
На три часа погулять.
Мы гуляли эти три часа,
Про нас знали только небеса.
Вдруг в войсках огонь открылся
И ударил военный сильный гром,
Город дымом весь покрыло,
Три часа не виден город был.
Заплакала наша Плевна,
Зарыдали все её места,
Запропала турецкая слава
И не будет боле никогда.
Полковой командир гвардейцев-московцев, проводив глазами роту, только что прошедшую под оркестровую музыку мимо генерал-фельдмаршала, сказал ему:
— Ваше высочество, эта песня сложена нижними чинами о вас.
— Как она называется?
— «Под Плевной».
— Значит, песня эта не о великом князе, а о русских солдатушках. Это от них запропала турецкая слава, как в песне поётся.
— А какие слова, ваше высочество?!
— Слова душевные. Смотри, чтоб у тебя в полку такие песни солдатами не забывались.
— Как забудутся, ваше высочество? Сам от государя за Балканский поход Святого Владимира 4-й степени имею...
Генерал-фельдмаршал не очень долго командовал после войны войсками гвардии и Санкт-Петербургским военным округом. Он успел позаботиться о том, чтобы полки и батареи, вернувшиеся с войны, были расквартированы с удобством; много сделал для материальной помощи вдовам и сиротам. Немало сирот было устроено на учёбу по его рекомендациям, стали получать пенсии и прибавки к ним: вдовы солдатские и офицерские, сироты малые должны иметь о себе заботу державную...
— воин, уходя на бой, должен знать, что святое дело заботы о его семье возьмёт на себя государь...
— увечный воин и сирота воинский в России на папертях с протянутой рукой стоять не должны. То позор всей державе перед самой собой...
В январе 1880 года великий князь обратился с прошением к государю об отставке, ссылаясь на «расстроенность здоровья». Последнее действительно желало много лучшего. Просьба была уважена только наполовину: Николай Николаевич-Старший до последних дней своей жизни оставался генерал-инспектором кавалерии русской армии. После отставки он находился в продолжительной заграничной поездке.
