— На днях получил новое прошение о разрешении создать ещё одно акционерное общество по строительству железной дороги на юге. В Одессу, другие черноморские порты пойдёт новый поток хлеба для Европы. Распашка степи сразу заметно увеличится. Казна готова поддержать акционеров, деньги у нас на железные дороги сегодня есть.
Последние слова Александра II прозвучали как приглашение к разговору. Первым в таких случаях в разговор вступал великий князь Николай Николаевич:
— Вы хотите сказать, ваше величество, что в случае военного конфликта постройку новых железных дорог нам придётся приостановить?
— Разумеется. Одни акционеры такое большое дело не потянут. Без казны им не обойтись.
— Но стройку в южных губерниях можно вести и в условиях войны, если она пойдёт на Дунае.
— Не получится. Дмитрий Алексеевич, будьте любезны, объясните нам, что произойдёт на коммуникациях с началом мобилизации русской армии?
— Ваше величество. Вашим указом большая часть паровозных бригад и составов будут в первый же день задействованы на войну, на перевозку армии и её грузов к границе. А потом пойдёт поток мобилизованных и припасов опять же только в одном направлении. И всё будет делаться по спешному графику.
— Что тогда останется для перевозок железнодорожным акционерам, по вашему мнению?
— Совсем немногое, ваше величество. Масштабные перевозки рельс, шпал и строительного леса будут исключены на всё время войны. И даже дальше.
— А что значит дальше, Дмитрий Алексеевич?
— С подписанием мира с театра войны пойдёт обратный поток войск, артиллерии и нерастраченных припасов, ваше величество. Этот поток будет идти не месяц и не два.
— Значит, вы как военный министр считаете, что экономические программы будут сокращены предельно?
— Вне всякого сомнения, ваше величество.
— И хозяйственное развитие страны приостановится на всё время войны, если мы в неё ввяжемся?
— Вне всякого сомнения. По железным дорогам зелёный свет будет дан только воинским эшелонам...
— Такие расчёты в Главном штабе, Дмитрий Алексеевич, уже есть?
— Пока нет, ваше величество. Но работы над ними по моему распоряжению уже завершаются.
— Когда они будут закончены, покажите их мне и Николаю Николаевичу. Пусть он тоже ознакомится.
— Будет исполнено, ваше величество...
В том разговоре император так и не сказал утвердительно, что Россия не позволит дальше творить кровавые беззакония над христианским населением Балкан. Хотя в Рейхенберге три монарха разговор вели «не для протокола». Милютин с великими князьями знали о том от самого государя. Но одно дело — обсуждать проблему, совсем другое — разрешать её на деле. Милютину император тогда задал ещё один краткий вопрос, ответ на который был столь же краток:
— Дмитрий Алексеевич, вы считаете, что для России война на Балканах станет бедствием?
— Безусловно, ваше величество.
— А в чём мы в той войне не проиграем?
— Только в одном, ваше величество.
— Так в чём же, Дмитрий Алексеевич?
— В духе народном и воинском, ваше величество. Ваше изъявление воли будет поддержано всей Россией. У меня на этот счёт никаких сомнений нет.
Из того разговора военному министру вспомнился вопрос императора, заданный великому князю Николаю Николаевичу:
— Как относится гвардия к войне сербов и черногорцев против Турции? К нашему генералу Черняеву?
— Гвардия послушна приказам вашего величества.
— А всё же, Николай Николаевич?
— Ваше величество, если будет дано разрешение на добровольчество, то многие мои гвардейцы окажутся на Балканах волонтёрами. И почтут это долгом чести русского воина.
— И офицеры, и нижние чины?
— Точно так. И офицеры, и солдаты. Особенно офицерская молодёжь, которая войны не знает.
— И потому спешит на неё?
— Совершенно так, ваше величество. Воинский дух гвардии высок, будь то полк Преображенский или гусары лейб-гвардии.
— Прекрасно, Николай Николаевич. Пускай императорская гвардия этот ратный дух сбережёт до лучших времён...
Что имел в виду под «лучшие времена», Александр II пояснять тогда не стал. Можно было только догадываться, не проникая в его мысли. За ним всегда было последнее слово. Милютин не стал строить гипотезы, а перевернул ещё несколько страниц:
«27 июня. Вторник...
Я не остался в Петергофе ни к «министерскому» обеду, ни на вечерний праздник на Ольгином и Царицыном островах и возвратился к обеду в Петербург. Чувствую себя не в силах прикидываться спокойным и весёлым среди пустого общества придворного и пёстрой кучки иностранных гостей.
Мне даже противно видеть в других это напускное благодушие, эту поддельную беззаботность в такое время, когда у каждого порядочного человека сердце обливается кровью при мысли о событиях на Востоке, о бессовестной, презренной политике европейской, об ожидающей нас близкой будущности...
А, по моему убеждению, война была бы для нас неизбежным бедствием — потому, что успех и ход войны зависят не от одной лишь подготовки материальных сил и средств, но столько же от подготовки дипломатической, а с другой стороны — от способности тех лиц, в руках которых будет самое ведение войны.
К крайнему прискорбию, должен сознаться, что в обоих этих отношениях мало имею надежд: дипломатия наша ведётся так, что в случае войны неизбежно будем опять одни, без надёжных союзников, имея против себя почти всю Европу; а вместе с тем в среде нашего генералитета не вижу ни одной личности, которая внушала бы доверие своими способностями стратегическими и тактическими.
У нас подготовлены войска и материальные средства, но вовсе не подготовлены ни главнокомандующие, ни корпусные командиры...»
Перечитав последнюю строку, Милютин в который уже раз подумал о наболевшем:
«Государь, как и император Александр I в 12-м году, на Балканской войне будет. Главного командования на себя не возьмёт, не с руки ему. Это хорошо для армии. Тогда кого он возведёт в ранг главнокомандующего?»
Военный министр задумался. Отменных дивизионных командиров в армии немало. Перспективных, толковых. Взять хотя бы генерал-майора Драгомирова, начальника 14-й пехотной дивизии. Истинный суворовец, под стать туркестанцу генералу Скобелеву. А кто из корпусных командиров потянет на верховного? Такого человека Милютину не виделось.
Но всё же один был и способный, и уважаемый в армейских кругах. Великий князь Николай Николаевич. Пусть он и генерал-инженер. Не случайно же при нём гвардия блистала своей выучкой и дисциплиной. Но гвардия есть столичный гарнизон, охранитель града Петра Великого.
