По сторонам головы кортежа, в живописном беспорядке и широко рассыпавшись, следовал личный состав Главной Квартиры, в котором пестрели весьма разнообразные костюмы: военные, полувоенные, статские и даже духовные. Всё это съезжалось, разъезжалось, обгоняло друг друга, разговаривая между собою, двигаясь вперёд шагом под звуки игравшей по временам музыки, бывшей при казачьей конвойной сотне.
Хвост кортежа составляла длинная вереница экипажей и повозок, замыкавшихся наконец небольшим арьергардом...
...Перед деревнею Поликраишти в Сеновцах Великого Князя встретило население с венками и образами. Поблизости находился высокий курган, около которого Великий Князь остановился для отдыха и чтобы выждать спешивший, наперерез к нему, крестный ход с хоругвями, шедший из какой-то лежавшей в стороне церкви.
Въезд в Тырново, куда мы прибыли сегодня утром, был настоящим триумфальным шествием. Вёрст за пять от города в деревне Модель обыватели смастерили нечто вроде триумфальной арки, сквозь которую проходил наш кортеж, окружённый толпою местных жителей с духовенством, при звуках звонких ударов в висячие железные доски, заменявшие колокола...
...В конце ущелья наш кортеж перебрался вброд через извивающуюся по дну его речку Янтру и очутился у въезда в город. Дорога слева окаймлялась отвесною стеной из небольших скал, уступы которых были усеяны местными обывателями, оглашавших воздух криками «ура» и хлопаньем в ладоши. Чем далее мы подвигались, тем гуще и гуще становились толпы, народа, вышедшие навстречу. При въезде же в черту города масса жителей буквально запрудила весь путь...
На улице Хаджи Павли воздвигли триумфальную арку с надписью: «Добре пришёл». Одним словом, город употребил всё зависевшее, чтобы обставить торжеством наше вступление в древнюю столицу Болгарии...»
Тырновцы участвовали в Сентябрьском восстании 1876 года. Они сумели сохранить знамя тех дней, на котором был начертан девиз: «Свобода или смерть!» Он был вышит тырновчанкой Вангели и стал воинским символом Горноряховской четы. Знамя было торжественно вручено 4-й дружине Болгарского ополчения генерала Столетова.
* * *
В Тырново было решено, не задерживаясь, двигаться за Балканы. Рассматривая карту, Николай Николаевич-Старший сказал своему старому сослуживцу по войскам столичной гвардии генералу Гурко:
— Иосиф Владимирович, как там у тебя, лошади не подустали? О людях я не спрашиваю, настрой у них на редкость бодрый.
— Да нет, ваше высочество. Подковы пока не посбивали, горячих кавалерийских дел не было.
— Тогда надо идти за Балканы. Смотри, здесь на разном удалении от Тырново четыре горных прохода по перевалам — Шипкинскому, Травненскому, Хаинкиойскому и Твардицкому. Что говорят о них местные болгары? Опрошены они?
— Опрошены. Сами к нам пришли, в проводники просятся.
— Так бери проводников.
— Уже взял, ваше высочество. Болгары с оружием, биться с османами хотят не хуже наших ребятушек.
— Что же они говорят о перевалах?
— Рассказали многое в деталях. Самый удобный перевал — Шипкинский. Но он уже занят турками и укреплён. Говорят, что южнее его, в Казанлыке сосредоточены большие силы османов. Турки есть, но в малом числе, на Травиеннском и Твардицком перевалах.
— А четвёртый, Хаинкиойский? Что там, Иосиф Владимирович?
— Болгары сказали, что турками он не охраняется.
— Почему?
— Объяснили так: он самый трудный для перехода. И пропасти, и кручи, и дорога — простая горная тропа. Потому турки его даже наблюдать сторожевыми постами не стали.
— По карте видно, что этот перевал крайне удобен для обхода Шипкинской позиции.
— Тогда, если позволите, ваше высочество, я поведу Передовой отряд по Хаинкиойскому перевалу.
— В добрый час, Иосиф Владимирович.
— Рекогносцировка показала, что отрядные обозы там не пройдут. Я уже приказал все тяжести оставить под караулом в Тырново. Конный обоз заменю вьючным.
— Верное решение. Лошади на поводах пройдут по любым тропам в горах. А как решили с провиантом?
— Отряд обеспечен неприкосновенным запасом сухарей на пять дней. Приказано расходовать его только по моему личному приказанию.
— Одобряю. На сколько дней берёте с собой зернового фуража?
— Трёхдневный запас берём, не больше. Будем надеяться на подножный корм. Леса здесь густые, травы много...
30 июня Передовой отряд генерал-лейтенанта Гурко возобновил движение в Балканские горы. От местных жителей стало известно, что сам перевал имеет ширину не более сотни метров, на пути к нему есть три очень трудных, крутых подъёма. От перевала начинался крутой спуск по ущелью длиной до 20 километров. Узкая дорога, больше напоминавшая тропу, шла здесь по берегам и руслу горной речки Сельвер.
Один из участников того перехода через Хаинкиойский перевал в своём «фронтовом» дневнике рассказывал:
«1 июля. Пятница.
Мы тронулись с бивуака в 7 часов утра, и двигались за болгарским ополчением, и скоро вошли в Хаинкиойский проход. С этого момента начались трудности горного похода: крутые, длинные подъёмы истомляли донельзя лошадей и помогавших им людей. Раз взобрались на вершину подъёма, приходилось идти по такому узкому месту, что ежеминутно грозило орудию вместе с людьми, едва удерживающими его от падения, и лошадьми рухнуться в пропасть.
Целый день мы только и слышали:
«Ну, друзья, навалим... раз, два, три... Бери!..»
Нагайки ездовых запрыгали по бедным лошадям, и орудие продвигалось на несколько шагов и опять останавливалось. И снова та же история...
Особенно доводили людей до отчаяния артиллерийские четырёхколёсные ящики.
Нужно сказать правду, что Хаинкиойский проход, вовсе незнакомый туркам, известен одним местным жителям, благодаря которым мы и могли выйти за Балканы, почти невозможен для артиллерии. Одна природа нас щедро вознаграждала своими видами: горы стали резче выдаваться и принимать конусообразные формы.
Таким образом, таща артиллерию почти что на руках, на каждом шагу останавливаясь, передовой отряд растянулся вёрст на 20, и когда генерал Раух был уже за перевалом, хвост отряда ночевал в 15 (вёрстах) от него.
В походном, растянутом порядке, там, где застала ночь, располагались войска на ночлег, на самой дороге. Ночь эта навсегда останется в памяти у нас! Гвардейский эскадрон один стал бивуаком на самом перевале, на круче, так как площадка была занята пехотою, в обыкновенное время немыслимой для расположения на отдых.
Полковник граф Роникер, командир конно-пионеров, поставил на самом перевале деревянный столб с надписью:
