Но на следующий день после этого совещания, 11 июля, граф Ламздорф явился к Николаю II и уговорил его прекратить все крейсерские операции и освободить все арестованные суда. Собственно, долго уговаривать царя не пришлось, он был сильно занят более важными делами. Увы, я не шучу и даже не сгущаю краски. Вот запись из царского дневника 11 июля: «Ольга получила подарки по случаю своих именин. В 11 час. с нею и Татьяной поехал к обедне. На Ферме был большой завтрак. Принял гр. Ламздорфа по вопросу о захваченных нами пароходах в Красном море. Катал Аликс в кресле и ездил на “Гатчинке” в море. Погода стояла великолепная, море наконец успокоилось. В 7 1/2 поехали к Ольге и Пете, у них был семейный обед. В 10 час. отправились покататься. За чаем по обыкновению читал вслух интересные статьи Краснова в “Рус. Инвалиде”».
Александр Михайлович описывает разговор с царём о действиях вспомогательных крейсеров следующим образом: «Получив вызов по телефону, я поспешил в Царское Село и застал Ники и министра иностранных дел в полном отчаянии. Дядя Алексей и адмирал Авелан тут же сидели в креслах с видом напроказивших детей, пойманных за кражей сладкого. В роли «дурного мальчишки», соблазнившего их на этот поступок, оказался я, и все стремились возложить на меня всю ответственность за происшедшее. Ники, казалось, забыл, что идея «крейсерской войны» родилась в его присутствии, и он выразил тогда своё полное согласие на её осуществление. Теперь он требовал объяснений.
— Какие же объяснения? — воскликнул я, искренно удивлённый. — С каких пор великая держава должна приносить извинения за то, что контрабанда, адресованная её противнику, не дошла по назначению? Зачем мы послали наши крейсера в Красное море, как не с целью ловить контрабанду? Что это, война или же обмен любезностями между дипломатическими канцеляриями?
— Но разве, Ваше Высочество, вы не понимаете, — кричал министр иностранных дел, впавший, по-видимому, в окончательное детство, — как мы рискуем тем, что нам будет объявлена война Великобританией и Германией. Разве вы не понимаете, на что намекает Вильгельм в своей ужасной телеграмме?
— Нет, не понимаю. Более того, я сомневаюсь, знает ли сам германский император, что он хотел выразить своей телеграммой. Мне ясно только одно: он по обыкновению ведёт двойную игру. Друг он нам или не друг? Чего же стоят его рассуждения о необходимости объединения всех белых перед лицом жёлтой опасности?
— Вы видите, — продолжал кричать министр иностранных дел, — Его Высочество совершенно не отдаёт себе отчёта в серьёзности создавшегося положения. Он даже старается оправдать действия своей эскадры.
«Своей эскадры»... Я взглянул на адмирала Авелана и дядю Алексея. Мне казалось, что они будут достаточно мужественны, чтобы опровергнуть этот вздор, но они оба молчали. Таким образом, я оказался в роли зачинщика, а они в роли детей, которых направили на ложный путь.
— Сандро, я принял решение, — сказал твёрдо Ники. — Ты должен немедленно распорядиться, чтобы эскадра освободила захваченные в Красном морс пароходы и в дальнейшем воздержалась от подобных действий.
Я задыхался от унижения. Я думал об офицерах и команде наших крейсеров, которые так гордились тем, что им удалось совершить, и ожидали поощрения. Передо мною мелькнуло ненасытное лицо Вильгельма, который торжествовал победу. А мои бывшие друзья в Токио? Как будет смеяться старый хитрован граф Ито!
В обычное время я подал бы в отставку и отказался от всех моих должностей, включая пост начальника Главного управления портов и торгового мореплавания. Но великий князь не имел права покидать своего государя в тяжёлое время. Подавив горечь, я подчинился».
Увы, в дневниках Николая II всего этого нет. 12 июля 1904 г. царь не встречался с великим князем. А вот запись от 13 июля: «Утром погода разъяснилась. Имел два доклада. Завтракал Петюша, только что приехавший от Николаши из Першина. [Имение великого князя Николая Николаевича в Тульской губернии]. Катал Аликс долго. Возился с собаками у моря. Мама, Ксения и Сандро обедали у нас и просидели до 10 3/4».
Как видим, не было никакого патетического объяснения в присутствии братца Алёши, Ламздорфа и Авелана, а был длинный приятный вечер с августейшими дамами. Зная нравы семейства Романовых, крупный разговор о крейсерах в присутствии Александры Фёдоровны, Марии Фёдоровны и Ксении Александровны в любом случае не мог иметь места.
Как бы то ни было, великий князь Александр Михайлович отдал приказ о прекращении крейсерских операций и освобождении всех арестованных судов, уведомив об этом агента в Суэце контр-адмирала Пташинского и В.Н. Ламздорфа, который официально сообщил об этом министру иностранных дел Великобритании.
Между тем 9 июля англичане ввели в Красное море броненосный крейсер и два миноносца для обеспечения прохода своих торговых судов. Английский крейсер мог вдребезги разнести наши вспомогательные суда, но это означало бы войну, на которую Британия никогда бы не пошла. Просвещённые мореплаватели блефовали и добились своего, благо, нервы у графа Ламздорфа и у самого императора оказались хуже, чем у самой истеричной смольнянки.
Получив приказы генерал-адмирала и управляющего Морским министерством адмирала Авелана, «Петербург» и «Смоленск» зашли в порт Дар-эс-Салам, погрузили уголь и 2 сентября через Красное море и Суэцкий канал направлялись в Либаву, куда прибыли: «Петербург» — 27 сентября, а «Смоленск» — 30 сентября 1904 г.
Одновременно с севастопольскими крейсерами в Атлантике действовала балтийская группа вспомогательных крейсеров («Дон», «Урал», «Терек» и «Кубань»).
16 июля крейсера «Дон» и «Урал» в сопровождении миноносцев «Рьяный» и «Прочный» вышли из Либавы и направились в Атлантический океан. Достигнув мыса Скаген, миноносцы повернули назад, а крейсеры, выйдя в Северное море и обогнув Великобританию с севера, направились на юг. До 26 июля крейсеры шли вместе, но затем на параллели Лиссабона они разделились: «Урал» пошёл к Гибралтару, а «Дон» — к северо-западным берегам Африки. По прибытии в назначенные районы корабли приступили к выполнению поставленной задачи.
Первым судном, которое осмотрел «Урал», был английский пароход «Скотин», остановленный на подходах к Гибралтару 30 июля. «Скотин» пытался избежать досмотра и уйти в территориальные воды Испании, но после третьего предупредительного выстрела вынужден был остановиться. Призовая партия, высаженная на пароход, не обнаружила там военный контрабанды, и «Скотин» был отпущен.
5 августа «Урал» зашёл в испанский порт Виго, откуда донёс о результатах своих действий. Здесь же русский агент вручил командиру крейсера телеграмму за подписью адмирала Авелана с приказом возвращаться в Либаву. Командир корабля, объявив испанским властям о том, что он направляется для продолжения крейсерства в Средиземное море, 7 августа покинул порт Виго и пошёл на юг, а затем резко изменил курс на север и 13 августа благополучно прибыл в Либаву.
За время своего крейсерства «Урал» осмотрел двенадцать пароходов и ни на одном из них не обнаружил военной контрабанды. После осмотра все пароходы были отпущены.
