Альфред слабо представлял себе, что делать и куда идти. Он поднялся на ноги и огляделся по сторонам в ужасе и замешательстве. Внимание его привлекли сдавленные рыдания, и он поспешил на их звук – во тьму.
Джонатан стоял на коленях посреди коридора, обнимая Джеру.
Они почти уже добрались до темницы принца; свет лампы омывал их, и в свете этом блестело древко стрелы, вонзившейся под правую грудь Джеры. Молодая женщина, не отрываясь, смотрела в лицо мужу. Когда Альфред добрался до них, ее губы дрогнули, раскрылись, она тихо вздохнула, и это было ее последним вздохом.
– Она бросилась передо мной, – как безумный, причитал Джонатан. – Эта стрела предназначалась мне, а… она закрыла меня. Джера! – Он тряхнул тело жены, словно пытался пробудить ее от глубокого сна. Безжизненная рука молодой женщины соскользнула на пол, голова склонилась набок, и роскошные волосы закрыли лицо, точно саван.
– Джера! – Джонатан прижал ее к груди. Позади Альфред все еще слышал голос хранителя, пытающегося поднять мертвого.
– Он скоро поймет, что все тщетно, и призовет других стражей. Возможно, именно за ними и пошел Томас, предатель. – Альфред говорил сам с собой и сознавал это, но ничего не мог с собой поделать. – Нам нужно выбраться отсюда, но куда нам идти? И где Эпло?
Словно бы в ответ на это послышался слабый стон, почти неслышный за стенаниями Джонатана и пением хранителя. Альфред поспешно огляделся и увидел Эпло, лежащего на полу у двери своей камеры.
Не задумываясь над тем, что делает, Альфред быстро произнес несколько рун и грациозно взмахнул руками, обратив железные прутья решетки в маленькие кучки ржавчины.
Альфред коснулся шеи Эпло. Он почти не чувствовал биения сердца, пульс был слишком медленным – сартан испугался, что опоздал. Протянув дрожащую руку, он бережно повернул лицо патрина к свету. Веки еле заметно трепетали, с потрескавшихся, запекшихся губ срывалось легкое дыхание. Патрин был жив – но он умирал.
– Эпло! – настойчиво зашептал Альфред, наклонившись к нему. – Эпло! Ты слышишь меня!
Тревожно присматриваясь, он заметил, как Эпло слабо кивнул. Волна облегчения захлестнула все его существо.
– Эпло! Скажи мне, что с тобой случилось? Это болезнь? Рана? Скажи мне! Я… – Альфред глубоко вздохнул, осознав, что никогда не сомневался в том, какое решение примет. – Я могу исцелить тебя:..
– Нет! – Запекшиеся губы почти не шевельнулись, но Эпло удалось выговорить это слово. – Я не буду… обязан жизнью… сартану.
Он умолк и закрыл глаза. Судорога прошла по его телу. Патрин закричал от боли.
Альфред не мог предвидеть такого поворота событий и не знал, что с этим делать.
– Ты не будешь обязан жизнью мне! Это я тебе обязан! – сбивчиво говорил он, не слишком понимая, что говорит. – Ты спас меня от дракона. На Ариан…
Эпло со свистом втянул воздух, открыл глаза и, протянув руку, вцепился в одежды Альфреда:
– Заткнись и… слушай. Ты можешь сделать… для меня… только одно, сартан. Обещай! Клянись!
– Я… я клянусь, – проговорил Альфред беспомощно. Патрин был слишком близок к смерти.
Эпло пришлось ненадолго замолчать, чтобы собраться с силами. Он облизнул губы, покрытые черной коркой:
– Не позволяй им… воскрешать меня. Сожги… мое тело. Уничтожь его. Понял?
Он поднял веки и заглянул в глаза Альфреду:
– Понял?
Альфред медленно покачал головой:
– Я не могу позволить тебе умереть.
– Будь ты проклят! – выдохнул Эпло. Его пальцы разжались, выпустив край одеяния Альфреда, рука бессильно упала.
Альфред уже чертил в воздухе руны; он начал петь. Единственным мучившим его вопросом, единственной мыслью, заставлявшей его сердце сжиматься от страха, было: подействует ли его магия на патрина?
Позади он услышал тихое эхо своих слов:
– Я не позволю тебе умереть! Тот же голос начал петь руны. Альфред, сосредоточившись на том, что делал, не обратил на это внимания.
– Будь ты проклят! – снова выдохнул Эпло.
Глава 33. КАТАКОМБЫ, АБАРРАХ
После первой встречи с Эпло на Арианусе Альфред принялся старательно изучать все, что было известно о патринах, о древних врагах. В прежние времена сартаны относились к летописям с большим вниманием и тщательно записывали все, что могло иметь хоть какое-то значение; в мавзолее под Древлином Альфред нашел множество различных историй, повествований и исследований. Он разыскивал все, что можно было, касательно самих патринов и их концепций магии. Разыскать удалось немногое – патрины надежно берегли свои тайны от врагов. Но один текст особенно поразил Альфреда – именно он-то и припомнился ему сейчас, в подземельях Абарраха.
Текст был написан не сартаном, а эльфийской чародейкой, некоторое (весьма краткое, впрочем) время состоявшей в любовной связи с патрином.
«Ключом к пониманию магии патринов является концепция замкнутого круга. Концепция эта проявляется не только в рунной вязи их татуировок, но и в их жизни – отношения между телом и душой, между двумя отдельными людьми, между человеком и обществом. Они всеми силами стараются избежать разрыва круга, в чем бы это ни проявлялось – в ранении, в разрыве отношений или в общественных возмущениях.
Сартаны и все прочие, кому довелось встречаться с патринами и кто столкнулся с проявлениями жестокости, грубости и диктаторства с их стороны, поражаются тому, насколько эти люди верны своему собственному народу (и только своему народу!). Однако же тех, кому известна концепция замкнутого круга, подобная преданность не удивит. Круг поддерживает силу их сообщества, в то же время отделяя патринов ото всех, кого они считают ниже себя…»
Далее следовали подробности, касавшиеся самой чародейки и ее неудачной любовной аферы.
«…Любая болезнь или ранение для патрина означает разрушение круга, связующего тело и разум. В целительском искусстве патринов главное – восстановить эту связь. Это может сделать как сам больной, так и другой патрин. Сартан, постигший концепцию круга, возможно, сумеет проделать то же, но крайне сомнительно, что, во-первых, патрин это позволит, а во-вторых, что сартан будет склонен проявить подобное сострадание и милосердие по отношению к врагу, который способен после этого убить его без малейших угрызений совести».
Чародейка-менш без особого уважения относилась как к сартанам, так и к патринам. Прочитав этот текст, Альфред был возмущен подобным тоном, он был уверен, что женщина бесчестно и безосновательно очернила его народ. Теперь он вовсе не был так уверен в этом.
Сострадание и милосердие… по отношению к врагу, которому ни то, ни другое неведомы. Прочитав эти слова, он даже не задумался над ними. И сейчас у него тоже не было времени на размышления, однако он был уверен, что ответ заключен в этих словах.
