– Девяносто семь. – Мисс Амброуз ткнула пальцем в картонную папку. – Он вообще не выглядит на девяносто семь! Вот вы бы дали ему почти сто лет?
Саймон сморщился от умственных усилий. Он подумал о своем деде, который провел последние годы в больнице Сен-Джон и умер, когда ему было далеко за восемьдесят, и о женщине из магазина на углу, которая отбилась от банды хулиганов единственно своей тростью и крепкой фразочкой, услышанной по телевизору.
– Не уверен.
Мисс Амброуз повторила:
– Вы можете поверить, что ему девяносто семь?
Саймон наконец понял, что это один из вопросов, которые задают не в расчете на аргументированный ответ, а просто в ожидании согласия собеседника.
– Нет, – ответил он, – никак не могу.
Он глянул в общую гостиную. Кабинет мисс Амброуз был со стеклянными перегородками, расчерченными решеткой, и казалось, будто смотришь сквозь прозрачную шахматную доску. Джастин убрал свой аккордеон в футляр, и большинство жильцов поплелись к телевизору. Габриэль Прайс сидел спиной к кабинету мисс Амброуз на одном из жестких стульев, обычно предназначенных для персонала. Но по повороту головы было очевидно, что он смотрит вовсе не на экран.
– Происходит что-то странное, – произнесла мисс Амброуз. – Но что конкретно, я еще не поняла, пальцем показать не могу.
Надо сказать, что мисс Амброуз со своим пальцем не была особенно надежна. А вот мисс Биссель и днем и ночью умела показать пальцем на что угодно с фантастической точностью.
– Может, спросить у мисс Биссель?
Едва Саймон услышал свои слова, как спохватился – зря сказал. Порой ему казалось, что между мозгом и ртом у него огромная дыра, в которую выпадают самые сокровенные мысли.
– Ну, не будем же мы беспокоить мисс Биссель по любому поводу, Саймон?
Саймон хотел ответить, но решил, что безопаснее молча покачать головой.
– Следите за ним. – Мисс Амброуз кивнула на прозрачную стену. – А заодно приглядывайте за остальными. Флоренс Клэйборн в последнее время ведет себя очень странно. Не исключено, что настало время направить ее на осмотр к специалисту для окончательного решения насчет «Зеленого берега».
Так Хэнди Саймон стал Матой Хари, что наполняло его осознанием собственной важности пополам с отвращением к себе.
Саймон не любил ответственности. Большую часть жизни он прятался за угол, чтобы не попасться на пути этой самой ответственности, даже если, по его прикидкам, она маячила только в отдаленном будущем.
Он шел через двор к парковке – гравий скрипел и разлетался из-под его кроссовок. Мотор завелся, стрелка часов встала ровно на полчаса, а из радио громко раздался прогноз погоды, сразу заполнивший салон. Облачно, туманно, ожидается похолодание. Выезжая за ворота, Саймон заранее знал, что женщина с паттердейл-терьером будет ждать на пешеходном переходе, пропуская машины, а мужчина во внедорожнике прикурит сигарету, пока стоит на светофоре. У начала дороги мясник будет убирать из витрины подносы, а женщина из магазина «Овощи и фрукты» понесет складную доску с рекламой. Если первый светофор будет зеленым, Саймон лишь мельком взглянет на витрины автомобильного салона – ему не придется глазеть на них целых три минуты, а если у цветочного магазина включить вторую скорость, он и второй светофор проедет на зеленый. Саймон помнил, что сразу после входа в парк нужно объехать люк. Если повезет, он припаркуется у самой закусочной. Продавец скажет: «Добрый вечер, мистер Саймон», подаст белый пластиковый пакет, и больше они и словом не обменяются до следующей недели. Сегодня Саймон будет ужинать на диване. Запрещать некому – матери уже нет в живых, и хотя новизна уже повыветрилась, он до сих пор помнит каждый раз, когда ел на диване. Потом бросит пакет и пустые картонки в мусорное ведро и выключит свет на кухне. Секунду будет смотреть на часы на микроволновке, слушая, как холодильник гудит себе под нос на заглушающем звуки линолеуме. Саймон никогда не страдал бессонницей, но в ту ночь он лежал в кровати и думал о театре незнакомцев, заполнявших его дни. Думают ли они о нем? Ему пришло в голову, что каждый человек тесно связан с другими, хотя они об этом не знают. Мысль отчего-то показалась Саймону утешительной, но он заснул, не успев разобраться почему.
Флоренс
Я перехватила взгляд Элси на Джека. В ее глазах уже было меньше сомнения. Извинений там совсем не было, но я их и не требовала: всему свой срок.
– А ведь я вам говорила, что он сюда ходит! Говорила или нет? – не выдержала я.
Джек подошел к каминной полке:
– Интересно, почему он выбрал слоника?
– Потому что слоны никогда ничего не забывают, – сразу же ответила я. – Это намек. Он дает понять, что у него хорошая память.
Элси предупреждающе посмотрела на меня из угла.
– Я всего лишь говорю правду! – заорала я.
– Я бы хотела, чтобы ты говорила правду чуть тише, – попросила Элси. – Нужно сохранять спокойствие, Флоренс. Нужно думать.
– Я говорю начистоту! – крикнула я. – Мне мало что теперь дозволяется делать, но пока я еще могу высказаться начистоту!
– Если Ронни все-таки не утонул и новый жилец действительно он, – начала Элси, – зачем ему это делать, по-твоему? Столько лет спустя?
– Не знаю! – отрезала я. Элси нахмурилась.
Джек разглядывал каминную полку.
– Это взлом и незаконное проникновение, пусть он и не оставил следов.
– А вдруг он все еще здесь? – Я вскочила, но ноги меня не держали, и я медленно опустилась обратно в кресло. – Проверьте в других комнатах!
Слышно было, как Джек обходит квартиру, открывая двери.
Элси смотрела на меня. Я искала в ее глазах поддержку моим страхам. Второе, что вам нужно знать об Элси, – она всегда знает, что сказать. Я ждала от нее нужных слов.
– Все будет хорошо, Флоренс. Если это и вправду Ронни, тогда, по крайней мере, он сделал первый шаг. Мы и похуже видали, правда?
Я кивнула. Да, мы видали гораздо хуже.
– Но если это он, то одно меня очень беспокоит.
– Что?
Я не сразу смогла ответить, но справилась с собой:
– Кого тогда, черт побери, похоронили в 1953 году?
Мой вопрос остался без ответа, вернулся Джек.
– Все чисто, – сказал он и взял один из стульев.
– Может, теперь вы и в остальное поверите, – с упреком говорила я. – И чем сомневаться во мне, поможете собрать доказательства, прежде чем меня отправят в «Зеленый берег».
– Никто в тебе не сомневается. – Элси потянулась ко мне, но я сложила руки на коленях.
– Сандвичи! – вдруг вспомнила я. – Представляете, в такую минуту я могу думать о бутербродах! У меня в сумке лежат. Давайте от них избавимся – завернем во что-нибудь и отправим в мусорное ведро, пока никто не отравился!
