– Как ваши дела, Флоренс?
На батарее двадцать пять бороздок.
– Спасибо, прекрасно.
– Чем занимались на этой неделе?
Бороздки трудно сосчитать, потому что, если долго на них смотреть, начинает рябить в глазах.
– У меня много дел.
– Мы нечасто видим вас в общей гостиной, а ведь там проходит много интересных мероприятий. Вот разве не интересно было бы вчера делать открытки?
У меня целый стол таких открыток. Я могу поздравить полдюжины людей с рождением их прекрасной дочери, просто потянув за ручку выдвижного ящика.
– Ну, может, на следующей неделе, – отозвалась я.
Мисс Амброуз глубоко вздохнула. Это не предвещало ничего хорошего: обычно она набирает побольше воздуха перед спором.
– Флоренс, – начала она.
Я промолчала.
– Флоренс, я лишь хочу убедиться. Вам хорошо у нас в «Вишневом дереве»?
Голос у мисс Амброуз к концу фразы часто идет вверх, будто мир кажется ей настолько неопределенным, что она вынуждена все время переспрашивать. Я отвернулась к окну. Сплошь кирпич и бетон, прямые линии и резкие углы, крошечные окна в маленькие жизни. Линии горизонта не видно. Я никогда не думала, что лишусь горизонта вместе со всем остальным, но только в старости понимаешь: куда ни повернись, все равно будешь натыкаться взглядом на зияющие утраты.
– Не исключено, что нам нужно еще раз подумать – подходит ли вам «Вишневое дерево», – сказала мисс Амброуз. – Может, где-нибудь в другом месте вам будет лучше?
Я повернулась к ней:
– В «Зеленый берег» вы меня не отправите!
– В «Зеленом береге» гораздо больше сотрудников. – Мисс Амброуз наклонила голову вбок, отчего у нее на шее натянулась дряблая кожа и показались мелкие морщинки. – Вам будут уделять куда больше личного внимания.
– Не хочу я личного внимания! Я вообще не хочу никакого внимания! Я мечтаю, чтобы меня оставили в покое!
– Флоренс, с возрастом мы теряем способность понимать, что для нас лучше. Так бывает со всеми. Может, вам еще понравится в «Зеленом береге»? Ну, вдруг там интересно?
– Чего уж тут интересного, когда никто тебя не слушает, – буркнула я батарее.
– Простите, что?
– Я туда не поеду. Вы меня не заставите!
Мисс Амброуз начала было говорить, но сдержалась.
– Почему бы нам не поискать компромисс? Давайте посмотрим, как пойдут дела в ближайший… ну, скажем, месяц? И заново оценим сложившуюся ситуацию?
– Месяц?
– И повторная оценка ситуации. Со всех точек зрения. Испытательный срок.
– Испытательный?! Это какое же преступление я совершила?
– Это фигура речи, Флоренс, не более того. – Каблуки мисс Амброуз выбили короткую дробь на ковре. Она тянула паузу в расчете, что я кинусь ее заполнять, и она найдет, за что зацепиться. Но у меня хватило ума промолчать.
– Завтра днем покажут «Унесенных ветром», – не выдержала она, когда пауза затянулась.
– Я смотрела, – отрезала я.
– Весь мир смотрел, не в этом дело…
– Я никогда не была поклонницей Кларка Гейбла.
Я по-прежнему не сводила взгляда с батареи, но слышала, как мисс Амброуз подалась вперед.
– Вы не можете похоронить себя в этой квартире, Флоренс! Испытательный срок на месяц, помните? Вы должны пойти мне навстречу.
Я хотела сказать: «С какой стати мне идти кому-то там навстречу?» – но вместо этого сосредоточилась на батарее, пока не услышала звук закрывшейся двери.
– У него изо рта воняло, у Гейбла вашего! – заорала я. – Я читала об этом. В журнале!
Есть три вещи, которые вам надо знать об Элси. Первое – она моя лучшая подруга.
Люди ссорятся с лучшими друзьями и выбирают новых – то тот, то этот, смотря по настроению и компании, но моей лучшей подругой всегда была и останется Элси. В этом и состоит смысл понятия «лучший друг», не правда ли? Тот, кто тебя поддержит, что бы ни случилось. Не могу сказать, что за столько лет нам не случалось ссориться, но это из-за диаметральной противоположности характеров. Мы даже внешне антиподы: Элси низенькая, а я высокая, Элси миниатюрная, а у меня большие ноги, я ношу обувь восьмого размера
[1]. И не скрываю, и всем об этом говорю. Потому что, как сказала Элси, раз уж достались такие ступни, остается ими хвастаться.
Большую часть времени мы проводим вместе, я и Элси. Мы даже обедаем вдвоем – так легче обслуживающему персоналу, да и нам веселее: ведь ничто в мире не звучит так одиноко, как один нож и одна вилка, звякающие по тарелке.
Некоторое время спустя после ультиматума мисс Амброуз мы с Элси сидели в моей квартире у окна и обедали.
– Пока никто не показывался, – произнесла я.
Я знаю, что она меня слышала, женщина в розовой форме. Она со своей тележкой стояла в трех футах, накладывая нам еду в тарелки, а я говорю четко даже в худшие времена. Элси говорит, что я кричу, но я не кричу, а просто хочу быть уверенной, что меня поняли, даже постучала вилкой по бокалу.
– Я про номер двенадцать, – громко сказала я. – Говорю, оттуда еще никто не показывался. А там уже несколько дней кто-то живет – я видела свет!
Женщина в розовой форме, не дрогнув, шлепнула мне на тарелку печеных бобов.
Элси подняла на меня глаза:
– Не кричи, Фло.
– Я не кричу, – возразила я, – я высказываю свое мнение! Мне уже мало что позволяют делать, но высказывать свое мнение пока не запретили. И контейнер еще не увезли. Вот дождутся они у меня письма!
– Так почему ж ты не напишешь? – спросила Элси.
Я взглянула на нее и снова отвела глаза.
– Не могу, мне поставили ультиматум.
– То есть?
– Мисс Амброуз дала мне испытательный срок, – сообщила я, глядя в стакан.
– За какое же преступление?
– Это такая фигура речи, – объяснила я.
– Контейнер скоро увезут, мисс Клэйборн, – сказала женщина в розовой форме.
Я повернулась к ней:
– Нельзя выметать человека, как мусор! Надо кому-то на них нажаловаться!
– После смерти жильцов они вправе делать все, что захотят, – возразила Элси. – Здесь они хозяева, Флоренс.
Во дворе опавшая листва ворохом собралась у края газона. Ветер играл оранжевыми и красными листьями, заставляя их кувыркаться на бетоне.
– Я видела ее на прошлой неделе, она шла вон по той дорожке с пакетом!
Женщина в розовой форме подняла глаза.
