– Ну, если уж хочешь поиграть в реалистку, здесь тебе не лежать. Тебя похоронят на другом конце города.
– Как, там тоже открыли кладбище?
– Открыли, – кивнула Элси. – Стариков много, мест на всех не хватает. Как на парковке.
– Жалость какая. – Я обернулась, глядя через заднее стекло на удаляющееся кладбище.
– Да, – согласилась Элси. – Я тоже надеялась устроиться рядом с тобой, поближе к алтарю.
Я взяла еще леденец – на потом.
– А теперь придется упокоиться в чистом поле с видом на объездное шоссе.
Когда мы доехали до «Зеленого берега», низкая туча, напоминавшая гору в небе, начала брызгать на нас слюной. Георгианский особняк маячил за ветровым стеклом в дождевых каплях: его очертания расплывались на фоне туч, пока меловой оттенок кирпичей не исчез совершенно.
– Доехали, – зачем-то объявил Крис.
В машине никто не шевельнулся.
Я потянулась к дверной ручке, но передумала и снова положила руку на колени.
– Ну что, идемте? – Джек кивнул на дождь. – Крис, ты с нами?
Крис вынул из бардачка компакт-диск и сандвич.
– Лучше я здесь подожду, послушаю «АББА»…
– Внутри теплее, – предупредил Джек.
Крис поглядел на зияющие застекленные пасти георгианских окон и покачал головой.
– А я пойду, – сказал Джек. – Я лучше отправлюсь в «Зеленый берег», чем буду сидеть здесь и смотреть, как ты жуешь сандвич с креветками.
Женщина, открывшая нам, была одета во все оттенки бежевого, будто гардероб ей подбирали по цветовой таблице. Маленькие глазки, тонкие губы – и сопенье, как у слона.
Ее губы сложились в четкое «о», но она не издала ни звука и отступила, пропуская нас в мир бежевых ковров, бежевых обоев и тяжелых бархатных портьер. Первое, на что я обратила внимание, – воздух, неподвижный, застывший от старости. Это как в комнате, которую открывают только на Рождество: с каждым вздохом легкие наполняются прошлым.
– Клару вы найдете в западном крыле, – сказала бежевая женщина и пошла по длинному коридору.
Не прошло и минуты, как она начала говорить словами рекламного буклета:
– А слева у нас вторая общая гостиная с плазменным телевизором сорок восемь дюймов по диагонали. Здесь постоянно дежурит кто-нибудь из персонала.
На ходу я бросила взгляд на гостиную. Телевизор был выключен. Все сорок восемь дюймов.
– Справа – наши удостоенные наград сады. Ими можно любоваться через застекленные балконные двери…
– Наград? – шепнула я Элси и попробовала повернуть ручку.
– …которые постоянно закрыты во избежание ущерба здоровью и безопасности жильцов. – Женщина обернулась и улыбнулась нам. Я улыбнулась в ответ и убрала пальцы от стекла.
Идя по коридору, я заглядывала в каждую комнату. Везде было тихо и пусто, и лишь изредка мелькал кто-нибудь в форме персонала.
– Должно быть, все на экскурсии, – предположила я.
Мы дошли до другого коридора, где слабо пахло лавандой и старостью.
– Обычно посетителей не допускают в комнаты жильцов, – сообщила бежевая женщина, – но Клара… – она заглянула в свои записи, – некомфортно ощущает себя в зонах общего досуга.
– Так всегда и было, – согласилась я. – Она боялась людей, особенно папашу своего.
– Мы целую вечность убеждали ее сходить на танцы, – подтвердила Элси.
– Какие танцы? – Я нахмурила брови.
– Флоренс, мы для этого и пришли к Кларе – спросить о танцах! – не выдержала Элси.
Женщина взглянула в свои записи:
– Танцы? Здесь ничего о танцах не сказано.
– Еще бы, – не удержалась я.
– Нам на третий этаж. – Женщина поглядела на Джека: – Не хотите ли воспользоваться лифтом?
Лифт ждал посетителей в углу холла: железная решетка и очень сложная система для подъема, которая, казалось, свисает с потолка.
– Пожалуй, я по лестнице, – отказался Джек.
– Не обращайте внимания на трость, ею он только людей гоняет, – пошутила я.
Джек еще смеялся, когда мы поднялись на первую площадку.
На лестнице запах лаванды исчез, сменившись искусственной свежестью чистоты – так пахнет в операционных и, наверное, в анатомических театрах. Обстановка тоже изменилась: вместо цветочных ваз – стойки с постельным бельем, вместо картин – таблички с предупреждениями насчет здоровья и безопасности, вмурованные в гипс и пожелтевшие от старости. Даже ковровое покрытие сменилось линолеумом, будто сила тяжести утянула все мягкое на первый этаж.
Бежевая женщина свернула в новый коридор, с номерами на дверях. Фразы из рекламного буклета исчезли вместе с букетами сухоцветов. Комнаты с кусочками мучений: пустые, остекленевшие глаза, отвисшие челюсти, руки на яростно скомканных простынях. Однако еще более тягостное впечатление производили те, кто лежал на идеально застеленных постелях: у них кончились силы бороться. Я заглядывала в каждую дверь, и частица чужой жизни смотрела на меня в ответ. Снаружи у каждой двери висела фотография – от этого коридор напоминал огромный настенный семейный альбом. Люди позировали в саду или у моря, посадив на бедро ребенка, или рядом с рождественской елкой. Бежевая женщина увидела, что мы смотрим на фотографии.
– Так персоналу проще понять, кем были эти люди, – пояснила она.
Я попыталась мысленно соединить лежащих в комнатах с теми, кто сидит под украшенными елочками, ест мороженое на прогулках, щурится от солнца, улыбается мне из своей черно-белой жизни. Нет, они все бесследно исчезли.
– Вот мы и пришли. – Женщина ждала нас у двери с номером сорок семь. Дальше по коридору слышалось пение.
– «Вперед, воины Христовы», – определила я.
– Да уж, действительно вперед, – не удержалась Элси.
Женщина кашлянула:
– Будете входить?
Комната номер сорок семь была залита светом. Пока мы ходили по «Зеленому берегу», сентябрьское небо разогнало тучи и дождь сменился жидким солнечным светом. Резкие линии, острые грани подоконника, белые стены без единой картины. На тумбочке у кровати стояла коробка с носовыми платками и стакан воды. Звуки в комнате отдавались эхом.
Не успели мы зайти, как бежевая женщина поспешно сказала:
– У нее есть все, что нужно.
Я посмотрела на белый потолок, глядевший на меня с безразличием цветка магнолии.
– Мы не смогли отыскать ее родственников. – Женщина провела пальцем по странице своих записей. – Она жила в Уэльсе, муж умер много лет назад.
– Муж? – удивилась я.
– Она же вышла за Фрэда, с которым познакомилась на танцах, – подсказала Элси.
