– Весьма интересное объявление, – начала она, дойдя до середины ковра.
О боже, опять, подумала я. Готова поклясться, я это только подумала, но когда я огляделась, Элси старательно рассматривала потолок, а Джек маскировал смех кашлем.
– Сейчас прозвучит весьма интересное объявление, – повторила мисс Амброуз, на этот раз тише и не сводя с меня глаз. – Насколько я знаю, все вы – восторженные поклонники антикварного телешоу «Сколько стоит?».
Некоторые подняли глаза. Даже миссис Ханимен проявила слабый интерес. Я никогда не была любительницей этой программы: люди обшаривают свои чердаки, выясняя, сколько денег им причитается, и корчат гримасу, когда сумма оказывается меньше ожидаемой. Хотя и интереснее, чем кулинарные передачи.
– Ну так вот, – продолжала мисс Амброуз, – я рада объявить, что организаторы «Сколько стоит?» решили снять один из эпизодов у нас, в «Вишневом дереве»! Им очень понравились наши дворы.
Тут уже даже я повернула голову.
– Превосходно, – подал голос Джек. – Ну вот, Флоренс, это позволит вам развеяться! Вы появитесь в телевизоре.
– Вообще-то… – протянула мисс Амброуз, вытягиваясь и сама для пущего эффекта фразы, – мы считаем, что нам лучше не мешать телевизионщикам. Ну, какое-то время.
– Какое же? – спросил Джек.
– А пока передачу не снимут. В идеале всем жильцам надо посидеть в своих квартирах. Конечно, как только телевидение уедет, вы все сможете снова выйти.
– Очень любезно с вашей стороны, – процедил Джек.
– Тут будет много ценных вещей, некоторые старинные, требующие деликатного обращения. Меньше всего нам надо, чтобы какую-то вещь повредили – это было бы непростительно.
– Ну еще бы, – сказал Джек.
– Некоторые предметы попросту бесценны!
– Разумеется, бесценны, – со странной интонацией подтвердил он.
Я заметила, что Саймон смотрит в пол и ковыряет ковер носком кроссовки.
Через три дня приехали телевизионщики. Открываю я шторы, а двор полон людей и фургонов – таких же, в которых преступников увозят в тюрьму, только решеток на окошках нет.
– Ты только глянь, – позвала я Элси. – И это все ради одной-единственной передачи!
Двор было не узнать. Кабели извивались в траве и тянулись вдоль дорожек, туда-сюда сновали люди с папками и коробками, растаскивая по двору щебенку и грязь. К восьми часам от главного корпуса протянулась длинная очередь до самой подъездной аллеи. Люди прижимали к груди всякую всячину: картины, кукольные домики, чашки в виде лиц или фигурок людей, подсвечники, а одна женщина держала нечто подозрительно похожее на унитазное сиденье.
Пришел Джек и тоже занял позицию у нашего наблюдательного пункта у окна.
– Надеются найти сокровище в чулане под лестницей, – констатировал он, поставив локти на батарею.
– У нас теперь даже лестницы нету, – напомнила я, – не говоря уже о чулане.
Мы помолчали.
Я решила заварить нам по чашке чая, чтобы скоротать время, но Джек вдруг заговорил об автобусе, который останавливается у конца аллеи каждую четверть часа. Он считал, что нам нужно сесть на автобус и устроить себе маленький выходной.
– А разве не надо кого-нибудь предупредить? – спросила я.
– Флоренс, никто и не заметит нашего отсутствия, – отозвался Джек. – Всем не терпится пустить свое прошлое с аукциона.
Его предложение показалось мне гораздо интереснее возни с чайником.
В автобусе пахло чипсами и ногами, но ехали мы недолго. Элси устроила настоящее представление, смахивая невидимые крошки с сиденья рукавом пальто. Она еще не закончила жаловаться, как автобус вывалил нас у начала центральной улицы.
– Ну, вот мы и в большом городе, – объявил Джек.
Этот городишко никак нельзя назвать городом, тем более большим, но все интереснее, чем глазеть весь день в окно на чужие макушки.
Мы пошли по тротуару, но нам пришлось буквально пробиваться сквозь толпу.
– Откуда все набежали? – удивлялась я. – Куда столько народу собралось?
– Сегодня же суббота. – Элси глядела строго перед собой. Она заявила, что в такой толкучке рискованно глазеть по сторонам. – По субботам люди ходят по магазинам, так уж заведено.
По неписаному правилу торчать столбом на людной улице не принято, но вокруг было слишком много сумок и инвалидных кресел. Люди досадливо цокали языком, протискиваясь мимо нас. Кто-то проехался Джеку по ноге колесом детской коляски. В конце концов мы решили зайти в «Маркс и Спенсер» перевести дух.
Мы зашли в отдел мужской одежды, где звуки исчезали среди стоек с вешалками. Хотя народу было много, все вели себя прилично и обходили нас очень вежливо. Люди всегда вспоминают о хороших манерах в «Маркс и Спенсер», не правда ли? Помню дорожки разных цветов и расставленные повсюду манекены, все как один с безучастными лицами и без бровей.
– Вот этот похож на Саймона, – сказала я, проходя мимо, но никто не обратил внимания.
Джек купил несколько пар носков и новый пуловер (который, по его словам, еще его переживет), а затем людской поток направил нас в отдел женской одежды, где Элси примерила множество шляпок и ни одну не выбрала. Я держала комментарии при себе, но, по-моему, подруга чересчур придиралась. Не сказав ни слова, она перешла к шарфам.
– Не нужен тебе шарф! – не выдержала я. – У тебя прекрасный шарф, который связала Гвен!
Элси ответила, что уже сто лет его не носит и даже не знает, где он. Вещи теряются, сказала она. Их забывают на скамейках и в кинотеатрах, они выпадают из карманов пальто, их одалживают людям, которые не удосуживаются вернуть взятое. В конце концов подруга остановила свой выбор на шарфе в шотландскую клетку. Вернее, она думала, что это шотландская клетка, а я не стала разрушать ее иллюзии язвительным замечанием.
На эскалаторе мы поднялись на верхний этаж. Я всегда была большой поклонницей эскалаторов. Вот бы их повсюду побольше ставили! Они ведь не просто тебя куда-то доставляют, но и можно вокруг посмотреть, пока едешь. Я хотела прокатиться еще раз, но Элси заявила, что, если мы не поторопимся, в кафе не останется мест, и я отложила это до другого раза. В кафе мы сделали заказ, взяли маленькие меламиновые подносы со столика в углу и пили кофе из толстых фаянсовых чашек. О Ронни мы не говорили. Странно, я о нем даже не вспоминала и впервые за долгое время была не прочь поговорить о чем-нибудь еще. Только когда мы вышли из универмага и пошли против толпы в обратном направлении, он снова всплыл в памяти. Виной тому стала церковь, глядевшая на город с вершины холма, как строгая мамаша.
– На том кладбище похоронили Бэрил, – сказал я.
– Вон там она, – кивнула Элси. – За тем платаном.
Подойдя к кладбищенским воротам, мы, не сговариваясь, остановились у маленькой застекленной витрины с расписанием служб и плакатами детских групп и молодежных клубов. На отсыревшей деревянной раме золотыми буквами было выложено: «Св. Элигий».
