– Постарайся сначала думать, потом говорить, – попросила подруга.
Помещение было очень маленьким. Судя по металлическим стеллажам и огромным банкам с кружка́ми ананасов, оно служило чем-то вроде склада. Воздуха здесь было мало, точно дышать полагалось по очереди. Полицейский возился с оконным шпингалетом, потом обернулся к нам с улыбкой, и я сразу немного успокоилась. Полицейские всегда оказывают на меня успокаивающее действие. Полицейские и священники. Одни защищают от преступников, другие – от огня и серы, то есть я подстрахована со всех сторон.
Полицейский задавал стандартные вопросы. Я назвала еще и дату своего рожденья, хоть он и не просил.
– Мне восемьдесят четыре, – заявила я. – Мы с Элси ровесницы, просто я меньше времени проводила на солнце.
Полицейский просмотрел бумаги, которыми был завален стол.
– Вы одного возраста с миссис Ханимен, – сказал он.
– Да? – удивилась я.
Элси выпрямилась на стуле:
– Я этого не знала.
Полицейский кивнул. Он спросил, насколько близко мы были знакомы. Он говорил как-то неуверенно, но я не хотела лишиться его внимания и сказала, что мы все отлично знаем друг друга. Конечно, это неправда. Почему-то все считают, что старики прекрасно ладят между собой, плывут, так сказать, в одну сторону, как косяк рыбы. По опыту могу сказать, что старость похожа на поле боя и воевать всегда приходится на стороне выживания.
– Как бы вы описали миссис Ханимен? – спросил полицейский.
Я придерживала слова во рту, пока думала.
– Круглолицая, молчунья, недолюбливала ступеньки.
– Очень тихая, – добавила Элси. – И много спала. У меня иногда мелькала мысль, что у нее депрессия.
– Я тоже гадала, уж не депрессия ли у нее, – согласилась я. – Ей словно не с кем было поговорить.
– Вот как? – Полицейский взглянул в свои записи. – Об этом никто не говорил. Может, она перенесла тяжелую потерю?
– Разве что своих лучших лет, – ввернула я, но полицейский предпочел не отвечать.
– Как вы считаете, можно ли назвать миссис Ханимен беззащитной? – спросил он.
Я подумала:
– Да, наверное. Но мы все беззащитны, если задуматься.
Полицейский постучал ручкой по столу, прежде чем начать писать.
Через несколько минут он поднял голову:
– Что-нибудь еще?
– Мочевой пузырь у нее не больше ореха, – нашлась я.
Элси укоризненно цокнула языком:
– Вряд ли сержанту интересна почечная функция миссис Ханимен, Флоренс!
– Да она и пропала-то при посещении туалета! – Я попыталась выпрямиться на стуле, но, потеряв за последние годы добрую пару дюймов роста, не достигла эффекта.
– Ее видели, когда она заходила в туалет, – отвернувшись от меня, Элси обратилась к полицейскому.
– Да, мы знаем, – кивнул он.
– Но это не самое важное, – перебила я. – Я не об этом хотела с вами поговорить.
Полицейский перестал писать.
– А что же вы считаете важным, мисс…
– Клэйборн, – подсказала я. – Родилась одиннадцатого декабря 1933 года.
– Вам кажется, что полиции следует что-то знать, мисс Клэйборн?
– Безусловно, мы должны вам кое-что рассказать.
– Мы?
– Я и Элси. Ну, и Джек, конечно.
– Джек?
– Он ждет в соседнем помещении.
– Понятно. – Полицейский сунул руку под мышку и незаметно зевнул в ладонь другой руки.
– У вас в списке кое-кто есть. – Я ткнула пальцем в стол. – По имени Ронни Батлер. – Я смотрела, как полицейский ведет ручкой над фамилиями обитателей «Вишневого дерева». – Нет, так вы его не найдете.
Он посмотрел на меня:
– Почему?
– Потому что он записан не как Ронни Батлер, а как Габриэль Прайс.
Рот у полицейского чуть заметно приоткрылся.
– Инспектор, он выдает себя за другого! Он чрезвычайно опасен, всегда таким был, – настаивала я.
Полицейский выпрямился:
– Это очень серьезное заявление, мисс Клэйборн.
– Никакое это не заявление, а точно установленный факт. Он утонул в 1953-м и вдруг воскрес из мертвых другим человеком! Если это не считать опасным, то я уж и не знаю…
– Да, это завидное достижение…
– Но шрам-то на месте! – Я торжествующе указала на угол рта. – Это точно он!
– Понятно. – Полицейский попытался выпрямиться еще, но дальше была уже спинка стула. – И какое отношение этот джентльмен имеет к миссис Ханимен?
– Ну, это же очевидно! – возмутилась я. – Он ее убил!
Полицейский смотрел на нас так, будто ему хотелось что-то сказать, но звук изо рта не выходил.
– Он пробирался в мою квартиру! – выпалила я. – Несколько раз.
Полицейский начал было говорить, но передумал и покачал головой.
– Переставлял вещи, купил двадцать тортов. Но мне никто не верит, даже мисс Амброуз!
– Позвать мисс Амброуз? – предложил полицейский.
– Как свидетельницу? – Я ухватилась за край столешницы.
– Нет, я просто…
– Он убил Бэрил, но ваши не смогли это доказать! Запомните имя – Ронни Батлер. Вы добьетесь его ареста?
Полицейский встал. Мы с Элси тоже поднялись, как на приеме у врача или адвоката. Странный рефлекс.
– Я сообщу куда следует, – пообещал он.
Я тронула его за форменный рукав.
– Вы первый, кто меня выслушал, – призналась я.
Я ждала ответа, но – ничего.
Поздно вечером, когда Элси вышла из ванной, я стояла, прислонясь к подоконнику, и смотрела на месяц. Разговоры с полицейским заняли больше времени, чем ожидалось; уже совсем стемнело. Просто поразительно, сколько каждому нашлось чего рассказать о миссис Ханимен, учитывая, что мы ее почти не знали. Для нас был накрыт легкий ужин в столовой, хотя ни у кого не было аппетита. Но я видела, как Ронни Батлер ел за двоих. Джек с трудом проглотил две слоеные булочки, но большая часть еды вернулась на кухню нетронутой. Гейл (через «е») громко фыркнула, принимая блюда обратно, и много чего добавила о странах третьего мира, но никто ее не расслышал из-за фырканья.
Подошла Элси и встала рядом. Она была в ночной рубашке – темный силуэт на фоне неба и моря: белые кудряшки и хрупкие старческие плечи, залитые светом йоркширской луны.
– Ты по-прежнему не голодна? – спросила она.
– Ну, я бы выпила «Овалтина»
[16], – не поворачиваясь, ответила я. – Слушай, у меня из головы не идет, как это она невесть где и совсем одна. Бессмыслица какая-то!
