«Что с вами, Флоренс? Что вы с собой учудили?»
«Не волнуйся, я поправлюсь, – скажу я. – Не переживай из-за меня».
Мы дождемся «Скорой». Немка станет расспрашивать, как это я упала, а я буду мямлить и прятать глаза. Я пока не знаю, что сказать. Помню, как диктор новостей улыбнулась мне и зашелестела своими листками, помню тишину после того, как я выключила телевизор. Когда живешь одна, тишина становится особенной: она обступает и ждет, пока ты ее заметишь. Я пытаюсь замаскировать ее разными звуками, но рано или поздно она всегда возвращается. Или просто тишину слышишь другими ушами? Кажется, я слышу шум. Или голос? Непонятно, почему я вообще упала. Единственное, что помню, – как открыла глаза уже на полу, где мне быть не полагается.
Войдут санитары «Скорой помощи», и горничная встретит их с облегчением, беспокойство исчезнет из ее глаз, потому что при виде белых халатов всегда оживает надежда – все будет хорошо. Разумеется, так выходит не всегда – я-то знаю получше многих других. Один из санитаров отодвинет мебель, второй наденет мне на лицо маленькую кислородную маску. Резинки будут соскакивать с ушей, и медики засуетятся. Меня пристегнут к каталке, накроют синим одеялом, и немка в сотый раз спросит:
«Как вы, Флоренс? Вам еще что-нибудь нужно?»
На улице холод будет пощипывать нос и уши, а глаза начнут слезиться.
«Скоро мы вас довезем, Фло, держитесь, Фло», – будут повторять санитары, и я не стану возмущаться их фамильярностью, потому что у них добрые глаза.
Они поднимут меня и понесут по ступенькам крыльца, и в это мгновение я увижу наши корпуса, тонущие в жидких чернилах ночи, и огоньки жизней других людей, и мне покажется, что я лечу.
И я почувствую себя легкой, как перышко.
Флоренс
В пятницу играли в бинго. Элси заставила меня пойти под предлогом, что мне полезно, но я знала – это только потому, что в прошлый раз никто не выиграл, и вручение приза перенесли.
– У тебя всего месяц, чтобы создать хорошее впечатление, – без обиняков заявила подруга. На мой взгляд, безо всякой необходимости. – Отчего бы не начать сегодня?
Вот так мы и оказались в углу общей гостиной, глядя, как вокруг все силятся расслышать номера. Жильцы сидели, положив ноги на пуфики, с широко раскрытыми ртами глядя на картонки с номерами и гадая, что полагается делать. Мисс Биссель нигде не было видно; вынимать шарики от пинг-понга досталось ее заместительнице.
Мисс Амброуз подняла шарик.
– Двадцать два! – прокричала она.
Все закрякали.
– Простите? – не поняла мисс Амброуз.
– Уточки! – крикнул кто-то.
Мисс Амброуз подняла новый шарик:
– Номер одиннадцать!
Естественно, все засвистели.
Мисс Амброуз поглядела на шарик:
– Что это значит?
– Это язык старости, – не утерпела я. – Вроде «кладовки» и «радиолы».
– И как прикажете на нем разговаривать? – Мисс Амброуз затеребила сережку. – Мне-то всего тридцать с небольшим!
Все уставились на мисс Амброуз, и я уже открыла рот, но Элси многозначительно поглядела на меня, приподняв бровь.
– Не успеете оглянуться, как научитесь, – сказала я, передумав. – Это как проснуться в другой стране.
Мисс Амброуз вытянула новый шарик для пинг-понга. На этот раз попалась двойка.
– Полагаю, это одна уточка? – уточнила она.
– Видите, вы уже совсем освоились!
Мисс Амброуз бросила теребить сережку и кашлянула.
Мы не просидели и десяти минут, а мысли начали разбредаться. Я ничего не могу с собой поделать – они очень часто уходят гулять без меня и, прежде чем я спохвачусь, уже убегают на несколько миль. Не могу точно сказать, когда это началось. Элси предлагает думать о мыслях как о бабочках, но я не могу подавить беспокойство. Я никогда раньше такой не была. Ведь если ты не хозяйка своей голове, то чему ты вообще хозяйка? Мисс Амброуз говорит, это бывает не только с пожилыми, а еще и от депрессии. Видно, подчас жизнь невыносимо горька, и единственная часть тебя, которой удается сбежать от реальности, – это разум.
Так всякий раз и происходит в этой дурацкой общей гостиной. Я смотрела через окно на парковку, гадая, почему серебристые машины так популярны, ведь на них вся грязь видна, и тут увидела Дору Данлоп, для разнообразия полностью одетую. Ее окружала пара представителей администрации, а у ног стоял чемодан и три хозяйственные сумки. Можно было видеть, как сверху торчат кусочки ее жизни: вязанье, шлепанцы, мятый край журнала…
– Вы меня не заставите! – кричала она. Ее голос ворвался в гостиную через открытое окно. – Я не обязана вам подчиняться!
Сопровождающие сосредоточенно разглядывали небо, землю и все, что попадало в поле зрения, только не Дору Данлоп.
– Вы не имеете права меня принуждать!
Многие подняли головы от своих карточек бинго. Мисс Амброуз дотянулась и закрыла окно. Когда она задвигала шпингалет, мне показалось, что я поймала на себе ее взгляд.
Голос Доры больше не доносился. Крошечная серая фигурка посреди парковки, переполняемая никому не слышными криком и отчаянием.
Я подтолкнула Элси:
– Ее увозят в «Зеленый берег». Вон, на парковке!
– Не отвлекай меня, – отмахнулась Элси. – Еще одно число, и мы закончим строчку!
– Но она испугана! Надо пойти помочь, вступиться за нее…
Я обернулась к окну, однако парковка уже опустела. Дора Данлоп и ее хозяйственные сумки исчезли.
– Она уехала. – Я оглянулась на Элси.
Элси смотрела на меня.
Когда мы покончили с бинго, в котором никто не выиграл, и все по очереди сходили в туалет, помощница принесла всем сандвичей с яйцом – комнатной температуры, слишком много кресс-салата и недостаточно майонеза. Элси пропала в дамской комнате, и я раздумывала, не съесть ли и ее бутерброд, чтобы спасти от разочарования, но тут мисс Амброуз вышла на середину комнаты и очень громко хлопнула в ладоши. Очень неуместно, если хотите знать мое мнение, потому что единственное, что всем в ту минуту хотелось слышать, это как зубы входят в ломоть хлеба с маслом.
– У меня новости, – начала она. Волна румянца поднялась из-под яркой блузки и пятнами расцветила лицо. – У нас на этой неделе появился новый жилец.
В этот самый момент я как раз пыталась проглотить яйца с хлебом, но от ее слов еда застряла в горле. Все подняли головы от тарелок, а в дальнем углу две женщины зааплодировали, вызвав слабенькую волну жидких аплодисментов. Единственной, кто не отреагировал, была миссис Ханимен, тихо похрапывавшая над тарелкой хлеба.
– Как вам известно, мы в «Вишневом дереве» особенно тепло встречаем новеньких. – Мисс Амброуз прижала руки к груди с самым сердечным видом. – И я уверена, что все вы присоединитесь ко мне и искренне поприветствуете нашего нового друга и соседа!
