Потом мы стояли на кладбище, Элси и я. Микроавтобус ожидал на парковке, и впервые мисс Амброуз не пыталась нас торопить.
Я чувствовала в октябрьском воздухе запах разрытой земли и дождевой воды, собравшейся в лужи на пластике. Кладбище было из тех, где все чисто и аккуратно: цветы в вазах, трава подстрижена, даже мертвые лежат ровными рядами, будто в загробной жизни требуется соблюдать приличия и ожидать своей очереди.
Постояв молча, мы пошли по дорожке к парковке мимо рядов непомнящих и забытых, высеченных в камне.
– Ты веришь в жизнь после смерти? – спросила я.
Элси ответила, не поворачивая головы:
– Конечно.
– Как ты можешь быть в этом уверена?
Подруга улыбнулась:
– А разве это не логично, Флоренс?
Ну, хоть у Ронни хватило порядочности не показываться: в день похорон мы не видели его ни утром, ни даже за чаем, который Глория накрыла в общей гостиной. У меня не было особого аппетита, и я в основном простояла в углу, глядя, как люди ходят там, где был Джек.
– Нам вас точно не уговорить? – приставала мисс Амброуз. – Ну, хоть маленькую тарелочку?
Я покачала головой.
– Я, наверное, пойду к себе, – сказала я. – А заодно поищу Элси.
Мисс Амброуз схватила меня за руку.
– Побудьте еще, – попросила она. – Хочу убедиться, что с вами все в порядке.
Перекусив, все поплелись в общую гостиную и расселись перед телевизором, посматривая друг на друга и соображая, как себя вести. Мисс Амброуз сочла нужным переключить нас на что-то позитивное. Именно так она сказала Саймону, попросив снять коробку с играми со шкафа в гостиной.
– Дадим им другую пищу для размышлений, – постановила она.
Можно подумать, так легко вынуть какие-то мысли из наших голов и сразу заменить другими.
Я заметила, что Саймон нахмурился, но промолчал.
Выбрали «Эрудит». Элси в гостиной не было, и я ни секунды не думаю, что она огорчится, узнав, что́ пропустила. Я и трое незнакомых людей, с которыми мне как-то ни разу не пришлось пообщаться, сидели за большим столом, глядя на буквы на маленьких подставках перед нами.
Саймон, мисс Амброуз и Глория ходили вокруг стола, нагибались, переставляли за нас буквы и предлагали варианты. Вот почему бы им самим не поиграть и не мешать нам спокойно смотреть телевизор?
Они спорили, какие слова можно, а какие нет. Жиличка из седьмой квартиры спросила, почему одни буквы ценнее других, и разгорелись дебаты на четверть часа. Я молча смотрела на стул, на котором всегда сидел Джек. Его никто не трогал – это казалось святотатством. Хоть все понимали, что Джек на него больше не присядет. Наверное, когда кто-то наконец займет его стул, это станет концом главы, даст понять, что жизнь продолжается.
– Какие у вас хорошие буквы, Флоренс, – похвалил Саймон, заглядывая мне через плечо. – Вы уже составили какие-нибудь слова?
Я даже не глядела на них.
– Шар, пар, тара, – перечислял он.
Дотянувшись, Саймон начал передвигать буквы:
– Вот, смотрите, из пяти букв: тиара.
Саймон выглядел очень довольным собой.
– О, мы и получше можем, молодой человек!
Это был Ронни. Я чувствовала его дыхание на шее сзади. Хотела обернуться, но не могла, потому что, если обернусь, он прочтет страх в моих глазах и все будет кончено.
– Я не вижу слова из шести букв, – удивился Саймон. – Что, есть из шести?
Я так и слышала, что Ронни улыбается:
– Есть, но я думаю, надо дать Флоренс найти его самой.
Рука Ронни опустилась мне на плечо:
– И не думай, что я буду тебе помогать.
– Что? – переспросила я, не оборачиваясь. – Что ты сейчас сказал?
– Я сказал, – его дыхание стало ближе, голос перешел почти в шепот, – «не думай, что я буду тебе помогать».
Комната вдруг резко отдалилась: и с кем-то говорившая мисс Амброуз, и орущий телевизор в углу, и пустой стул Джека, ожидающий, когда его займут. Я будто смотрела на все с потолка, или из соседней комнаты, или откуда-то из будущего. Сумбур света и красок, замешательство, которое казалось чужим, не моим… Я встала.
– Не хочу больше играть, – заявила я. – Я передумала.
– Как, ты же только начала! – раздался рядом голос Ронни. – Не сдавайся, игра еще не кончена.
– Присядьте, Фло. – Саймон выровнял квадратики с буквами. – У вас отлично получается.
– Я не обязана играть! Я вправе делать, что хочу! Так вот, сейчас я хочу уйти!
Повернувшись, я задела край подставки, и буквы разлетелись по полу.
– Ну вот, смотрите, что вы наделали. – Присев, Саймон начал собирать плашки. – Весь пол усыпали!
Подняв глаза, я перехватила взгляд Ронни в упор.
– Это все ты, да?
Он не ответил.
– Я знаю, что ты. Я с самого начала поняла, что это ты! – Кажется, я перешла на крик, потому что Саймон встал и нахмурился на нас обоих.
– Ты права, Флоренс, это я. – Ронни взглянул на Саймона, который хмурился все сильнее. – Я задел край стола и опрокинул палетку.
– Понятно. – Саймон положил квадратики с буквами на стол. – Хотя, по-моему, это сделала Флоренс.
– Да, так могло показаться со стороны. – Ронни потрепал меня по плечу. – Но это всего лишь случай неверного опознания, да, Флоренс?
– Флоренс, я бы очень хотела, чтобы вы остались. – Мисс Амброуз подняла с ковра последние буквы. – Мне гораздо спокойнее, когда вы здесь, с нами!
– Я хочу вернуться к себе. Ни минуты не желаю находиться в этой комнате! – Я натягивала пальто. – С меня хватит.
– Я не могу вас заставить, – погрустнела она, – но мы будем здесь, если вдруг вы передумаете.
Я не собиралась передумывать. Я была сыта по горло светскими разговорами, маленькими тарелочками и играми. Я искала глазами Элси, но ее, как назло, нигде не было видно, поэтому я оставила мисс Амброуз и разговорившихся обитателей «Вишневого дерева» и направилась по коридору к выходу.
Я знала, что он идет за мной.
Знала, даже не оглядываясь.
– Разве у тебя нет времени еще на одну партию? – крикнул Ронни.
Я остановилась, развернулась и пошла обратно, пока не оказалась меньше чем в шаге от него.
– Это был ты, правильно? Все время ты?
Он ухмыльнулся, и шрам в углу рта исчез.
– Что значит – все время?
– Бинокль, торты, заказы пиццы и такси – твоих рук дело?
– Не забудь о слонике, Флоренс. Или слона ты и не приметила?
