Люди чёрных сотен и слобод тяглых для выемки выбирали меж себя десятских, которые должны были смотреть за корчемством и извещать в Новую четверть. Но, во всяком случае, преследование корчемства и наблюдение за выемкой возложены были на воевод. Царская грамота 1661 года делает крепкий заказ вологодскому воеводе, чтоб он смотрел за неявленным питьём: «А буде ты и дьяк корчемного, продажного питья, для своей бездельной корысти, выимать не велите, то, когда случится недобор, — он будет доправлен на вас». Прошло восемь лет, действительно, явился недобор, и в 1669 году новая грамота идёт в Вологду: «Ныне мы услышали, что чинятся на кружечном дворе недоборы большие и вы корчемником норовите, — то буде у кого корчемное питье объявится, тем быть в жестоком наказании безо всякой пощады и сослану в Сибирь, а поместья их взять бесповоротно». Не зная, какие уже принять меры к прекращению корчемства, Москва приказывала воеводам подслушивать и выведывать тайно. Та же грамота 1669 года продолжает: «И вам бы однолично о том корчемном питье заказ учинить крепкой объезжим и кружечных дворов головам, целовальникам, стрельцам и приставам, чтоб они проведывали всякими мерами, и подсылкою для покупки корчемного питья велели б есте подсылать, а тем людям, по извету которых питье будет вынято, велели б давать из опальных животов по рублю человеку и больше, чтоб ему впредь проведывать и извещать было повадно». В 1681 году назначены были в Москве объезжие головы из дворян добрых пятнадцать человек, да стрельцов для выемки и посылки сто человек. В наказе объезжему голове 1699 года велено быть ему в объезде, где ведает, кроме стрелецких слобод, и ездить ему по улицам и переулкам беспрестанно и проведывать накрепко, чтоб ни у кого корчемного питья не было, а у выемки над солдатами смотреть, чтоб никого не били, не грабили и не устрашали, и корчемным бы питьям не подмётывали, и клепать никого ничем не учили, и, взяв кого с корчемным и с неявленным вином, или на улице пьяного, к себе по подворьям не водили. Назначали для управления питейным делом и для выемки питей земских бурмистров, и в 1700 году предписывали им, чтоб меньше указанных цен вина не продавали, исключая порубежных мест, куда зарубежные питья подвозят по малой цене; «там-то продавать дешевле, только б питухи, мимо государевых питейных сборов, для дешёвых цен, за рубеж не ходили, а которые после сего будут ходить за рубеж, с теми поступать, как с корчемниками». Выемным головам приказывают править деньги с корчемников, «а буде с них взять нечего» — со старост и выборных; изветчикам из несвободных и рабов обещают свободу, и кроме того часть поместий и вотчин корчемников. Но оказывается, что и сами кабацкие бурмистры, «по замерзлому своему противству, наготовя вина число многое и продав, писали, крадучи излишние себе деньги продажею, в книги, с убавкою, и цену продажам записывали неравную; тако ж и от целовальников тех продаж многие чинятся общие с теми городовыми бурмистры воровства, о чем по нынешним розыскным в Ратуше делам явно; а в иных городах и сами бурмистры и целовальники винились, что ради себе многого прибытка так воровски чинили, и те вымышленные воровством краденые деньги по себе делили, и, привозя к Москве, приказным людям себе же для пользы давали. И для того, что многими их великих государей указами то корчемство запрещено, и истребиться доселе не может, то ведерную, полуведерную и четвертную продажу вина производить только с отдаточного двора, и записывать ее в книги, а с кружечных дворов не покупать, а буде которые купят вино не в указаном месте, и в книгах покупки не явится, таковый в том будет истязан, а паче приказные и купеческих чинов люди».
В Москве по всем слободам и улицам выбрали старост и десятских, изветчикам снова обещали десятую часть из имущества, а несвободным рабам и работникам свободу. Но доносы были редки. В 1705 году винный подрядчик Куньевской волости Григорий Некошев пишет донос, что в Московском уезде курят вино разных сёл и деревень крестьяне, по именам тридцать человек, да дьякон, дьячок и Пономарёвы дети, — курят на пятьдесят пять кубов. Для выемки вина и взятия у них кубов посланы из ратуши подьячие Фёдор Карандашев да выемной Иван Андреев, и для подлинного при тех выемках известия, дворцовой канцелярии подьячий Василий Овсянников; но кубов они ни у кого не нашли. И вот из Москвы рассылаются указы и особые посланные разыскивать везде винокуренную посуду, и ломать её на месте, или отбирать в казну, потому что — говорит указ — «как отберут где винную посуду, так в кружечных дворах тотчас же сказывается прибыль». По указу 1711 года корчемников ссылают на каторгу, а тех, которые знали о них и не донесли, подвергают жестокому штрафу; но, заметив потом, что через это многие лишаются имения, и иные под наказание подпали, в 1751 году велят всех, обвинённых по корчемным делам до 1749 года, простить и имения им возвратить, содержащихся в губерниях, провинциях и городах под караулом освободить. И всё-таки корчемство распространяется более и более, обхватывая все области, присоединяемые к Москве: инородцев, белорусов и украинцев.
Глава IX
Инородцы
Читая позднейшие описания быта инородцев, постоянно встречаешься с одним и тем же известием, что они все страшно преданы горячим напиткам. Но если мы обратимся к судьбам их истории, то эта пресловутая страсть инородцев к пьянству получит совершенно иное значение.
Пермь, печора (зыряне) и югра с древних времён вели значительную торговлю с Великим Новгородом и с дальним востоком, вплоть до Индии. Обширная торговая деятельность могла принести этим народам цивилизацию; но, с одной стороны, грабежи разнузданной новгородской вольницы, а с другой — московский кабак, сгубили судьбу северных народцев, вымирающих теперь на наших глазах. Инородцы с незапамятных времён пили пиво, брагу, кумышку. Новгород Великий с этой стороны не стеснял их ничем, а Москва ввела к ним кабаки. Как вводился и распространялся у них московский кабак — это можно видеть из истории города Верхотурья.
В 1597 году верхотурский житель Бабинов нашёл, прочистил и вымостил дорогу из Соликамска в Сибирь, и здесь, в Пермской земле, где было старое чудское городище Неромкур, велено было в 1598 году сделать город и острог, а для строения взять денег, между прочим, у Сарыча Шестакова
[107] из земских и кабацких сборов; но Сарыч и земские люди в деньгах отказали; сказали, что на кабаке в Чердыни денег нет. Из Москвы на это отвечали, что если в Перми денег не дадут, то взяли бы сами. Поставлен был город и назван Верхотурье. Здесь люди воинские, казаки литовские и малороссийские сталкивались с вогулами и остяками и вели с ними меновую торговлю. Проезжающих было много, так что инородцы не в силах были исправить ямскую повинность, и поэтому в 1660 году высылают сюда из разных мест крестьян и освобождают их от податей с тем, чтобы они исправляли ямскую повинность и даром гоняли казённую почту. В то же время вызывают охочих людей из Перми, Вятки и из других мест. В 1660 году устроен в Верхотурье обширный двор для склада европейских и азиатских товаров, и заведена таможня. Через восемь лет город уже был тесен для жителей, и занимаемое им пространство теперь удвоилось. Чем далее шло время, тем знаменитее делалось Верхотурье. Воеводами в нём все были люди известные — Годуновы, Барятинские, Нарышкины, Лопухин — тесть Петра. Наконец, город удостоился получить и свою собственную святыню: в 1615 году открыты были мощи святого Симеона Верхотурского.
