Наконец, эксперименты Хейердала показали, что реконструированным для них бунтовым судам «не страшны никакие расстояния». После четырехмесячного плавания «от республики Ирак, с заходами в Бахрейнский эмират, Оманский султанат и республику Пакистан, до недавно родившегося африканского государства Джибути» [57] команда «Тигриса» была исполнена уверенности и оптимизма: «Ввести его в док, поставить на стапель, подремонтировать, подсушить, и гуляй хоть в Австралию». Хотя сам Хейердал называл свои лодки то «копнами сена», то «горами сухой травы», он высоко оценивал их надежность, остойчивость и непотопляемость: «Планируем что угодно: где причалить, где отчалить, но совершенно не беспокоимся, способны ли плыть» [51].
В свете всего процитированного остается лишь подытожить, какие лодки, с экспериментальных позиций Тура Хейердала, изображает первобытная петроглифика Восточной пустыни на кратчайших караванных путях между красноморским побережьем и верхнеегипетской долиной Нила: «Обводы додинастических судов убедительно говорят о том, что они были мореходными. Изящно загнутые вверх корма и нос, как на “Тигрисе”, а подчас еще выше, – несомненные признаки конструкции, рассчитанной для моря. Конечно, такие суда годились и для внутреннего плавания (скажем, на том же Ниле), но первоначальные творцы этой модели думали отнюдь не о барже или плоте для перевозки грузов, животных или людей по тихой реке. Они создавали судно, с легкостью газели прыгающее через морские волны, как мы на “Тигрисе” прыгали и скользили через пенящиеся гребни» [57].
Неизбежна параллель с культовыми «прямоугольными» ладьями фараонов, внешне имитирующими папирусные «плоты»: «Строгие, совершенные обводы корабля Хеопса не вяжутся с представлением о речном судне; мастерски набранный корпус с высоким носом и кормой, казалось бы, во всем обличает морской корабль, нарочно сделанный так, чтобы переваливать через прибой и крутую волну. Конечно, это не случайно…
Образцом для корабля Хеопса послужила папирусная лодка. Именно ей были присущи характерные черты морского судна… Папирусная лодка передала свою форму деревянному кораблю, а не наоборот…
Фараон, живший на тихом берегу Нила почти 5 тысяч лет назад, построил ладью, которая выдерживала только легкую речную рябь, хотя обводам ее могли бы позавидовать лучшие мореходные нации мира. Хрупкое речное судно сделано по образцу, созданному народом с давним, большим опытом морских плаваний» [56].
Здесь важно еще раз уточнить: не только сделано, но и обожествлено. Можно, наконец, сформулировать рабочую гипотезу, контуры которой наметились в предыдущей главе: «священная» («солнечная», «миллионов лет» и т. п.) барка древнеегипетской цивилизации, мифологизированная, сакрализованная и иконизированная «на тихом Ниле», имела корпусной профиль морского или большеозерного судна, фигурирующий у самых истоков фараоновской государственности на артефактах с изображениями и именами «царей в белых коронах» из Кустула, Вади ал-Фарас и Наг ал-Хамдулаб, протодинастического Хора «Нармера», хрестоматийного основателя I династии и столичного Мемфиса Хора Аха, его преемника Хора Джера и других правителей, а также по крайней мере в староегипетской иероглифике
[77].
Возвращаясь к заключению той же главы, конкретизирую, что вычленяемые из художественного мнимого «типового многообразия» две самобытные ладейные конструкции египетской додинастики – «прямоугольная» и «серповидная» – зримо воплощают «водораздел» между, соответственно, морскими и речными судами в бассейне Нила. «Архаичнейший царь в лодке древнейшего типа» с петроглифической композиции в Вади ал-Фарас (рис. 25) изображен, как теперь позволительно утверждать, на бунтовом мореходном «плоту» или на его культовом дощатом подражании, о котором в контексте древнеегипетской религиозной обрядности писала Нэнси Дженкинс: «Ладьи, имитирующие древние челны
[78] из стеблей папируса, были по большей части обыкновенными торговыми судами
[79] и лишь по мере надобности им приделывали штевни в виде связок папируса, превращая их в судно особого назначения, подобное Царской ладье… Все египтяне… нуждались хотя бы в одной лодке в виде папирусного челна
[80]для паломничеств или для погребения. Те, кто не мог иметь ладью специально для этих культовых целей, очевидно, пристраивали форштевень и ахтерштевень в виде связанных пучков папируса к обыкновенной лодке и прикрепляли их точно таким же способом, как на Царской ладье» [13].
Эксперименты Тура Хейердала и его последователей
[81] окончательно опровергли Ханса Винклера, постулировавшего, что «прямоугольные» ладьи верхнеегипетской Восточной пустыни непременно были деревянными долбленками, поскольку на папирусе, тростнике или камыше якобы невозможно пересечь море. Все же Винклер считал такие «иноземные» корабельные формы мореходными, ассоциируя их с «восточными захватчиками», которые, по его оценкам, могли населить правобережные окрестности нильской долины и ее самое уже в амратский период [479]. Это допущение согласуется с моим базирующимся на данных палеоклиматологии тезисом [см. 40] о том, что морская ладья, вероятно, появилась в Египте несколько раньше большой многовесельной лодки, предназначенной исключительно для речных перевозок и ставшей их главным средством на герзейском Ниле.
Дальнейшее исследование требует возвращения к весьма распространенной в египтологической литературе прошлого века теории «заморских гостей» – «династической расы», положившей начало государству фараонов.
Глава 3
«Династическая раса»?
«Ramses II was neither black nor white but Egyptian»
[82].
Попытки датировки
Одной из самых проблемных гипотез этно– и политогенеза древнего Египта с первых квалифицированных археологических публикаций и по сей день является «анабасис» так называемых «последователей Хора» [201] – «новой расы» [110; 367], «династической расы» [166] или «господствующей расы» [189], которой целый ряд антропологов и египтологов отводил едва ли не ключевую роль в создании фараоновской цивилизации. Этот таинственный народ
[83] где-то во второй половине или ближе к концу IV тыс. до и. э., когда природно-климатические, демографические и хозяйственные тенденции энеолита уже цементировали в подобие этноса разноплеменный мир долины египетского Нила, якобы вторгся в нее с «прогрессивными» идеями, технологиями, организацией и вооружением, став катализатором, а то и прямым зачинщиком силового объединения Верхнего и Нижнего Египта в централизованное государство, которое и возглавил. О неугасимом интересе к этой старой теме напоминает недавно вышедшая в России объемистая, но довольно наивная и изобилующая фактическими ошибками книга Дэвида Рола «Генезис цивилизации», разрекламированная ее издателями как «исследование-бестселлер» и «мировая историческая сенсация» [46; 392].
