Медаль, безусловно, должна была демонстрировать, восшествие на престол сильной и устремленной к военным победам личности. Римские очертания Екатерины практически скрывали ее сексуальную принадлежность. Этому же служили и постоянно используемые аббревиации на медалях: «Б.М. Екатерина II. Императ. и Саморерж. Всеросс.» Надпись сокращалась именно перед грамматическим сигналом рода. «Божьей Милостью» Россией правил «Императ». Екатерина II
[15].
Нельзя не отметить, что мужской титул по отношению к женщине-императору употреблялся в Византии. Византийская императрица Ирина (царствовала в 797–802 гг.) в период соправления (с сыном Константином) именовалась «императрицей». Однако, сделавшись единовластной правительницей, стала носить мужской титул «императора»
. Венгерская королева Мария (1370–1395) именовалась «королем» (rex); венгры именовали «королем» и австрийскую императрицу Марию-Терезию
.
Амазонский облик Екатерины стал самой выразительной эмблемой ее царствования. Упоминание об амазонском эпизоде революции 1762 года сделалось ритуальным в русской одической традиции. Так, Василий Майков в «Оде на случай избрания депутатов для сочинения проекта Нового Уложения 1767 года» совершает обязательную поэтическую церемонию — указывает на события прошлого (переодевание в мужской наряд и гарцевание на лошади) как на залог успешного правления и даже законотворческой деятельности. Майков вставляет в свою оду пространное и уже мифологизированное описание Екатерины, руководящей войском во время июньского переворота 1762 года:
Надеждой ободренно войско
В полях присутствием твоим.
Когда лицо твое геройско
Явила в виде Марса им:
Чело, бронею украшенно.
Лицо, все потом орошенно,
Рука с блестящимся мечем
Являли зрак императрицы,
Как всход пресветлыя зарницы,
Сияющей златым лучем.
Одетая жена героем
Геройский заключает дух,
Стремится перед храбрым строем
Разить и побеждать вокруг;
Гордяся, конь, как вихрь, крутится.
От ног его песок мутится,
Восходит кверху пыль столпом.
Таков был Петр велик во славе,
Когда на брани при Полтаве
Бросал на дерзких шведов гром
.
Однако в церемониальной картине, нарисованной Майковым, содержался явный полемический подтекст. Майкоп «поправляет» Василия Петрова, за год до того, в «Оде на великолепный карусель», допустившего ряд поэтических ляпов, ставших предметом насмешек. Одним из них была строка Петрова, изображающая быстрый бег коней:
Встает прах вихрем из-под бедр
.
Через несколько лет в поэме «Елисей, или Раздраженный Вакх» Майков будет пародировать злополучную фразу Петрова — а с ней и всю «амазонскую» символику:
Летит попрытче он царицы Амазонской,
Что вихри быстротой предупреждает конской.
Летит на тиграх он крылатых, так как ветр.
Восходит пыль столбом из под звериных бедр,
Хоть пыль не из-под бедр восходит, всем известно,
Но было оное не просто, но чудесно
.
В своем серьезном — одическом — описании Майков, корректируя Петрова, вспоминает, с его точки зрения, эстетически более привлекательный, ломоносовский, канон в описании императрицы верхом. Майковский «крутящийся» и «гордый» всадницей конь — реминисценция оды Ломоносова, посвященной Елизавете («Ода, в которой ея величеству благодарение от сочинителя приносится за оказанную ему высочайшую милость в Сарском Селе августа 27 дня, 1750 года»). Елизавета Петровна на коне во время охоты описана так, как и следовало, по мысли Майкова, описывать Екатерину:
Ей ветры вслед не успевают.
Коню бежать не воспящают
Ни рвы, ни частых ветвей связь:
Крутит главой, звучит браздами,
И топчет бурными ногами,
Прекрасной всадницей гордясь!
Майковская коррекция Петрова, сделавшего придворную карьеру «Одой на великолепный карусель», являлась своеобразной борьбой за «ломоносовское наследие», то есть борьбой за статус главного одописца новой императрицы. Состязательность в поэтическом церемониале — описании императрицы как амазонки — будет сопровождать правление Екатерины практически до конца. В «Песне» Джианетти, переведенной Богдановичем в разгар первой Русско-турецкой войны, Екатерина сравнивалась с амазонской царицей и удостаивалась большего восхищения:
Царица Амазонн, презрев и слабость пола.
Презрев и свой покой и сладости Престола,
Сама дерзнула стать в геройские следы.
И чрез военные прославилась труды.
Но духом смелая, Российская Паллада,
Не отлучаяся из царственного града,
И правя областью у тихих берегов.
Спокойно шлет от толь перуны на врагов
.
В 1773 году в журнале Н.И. Новикова «Живописец» появилось неожиданное анонимное стихотворение «Ода Ея Величеству Екатерине Великой, Императрице и Самодержице Всероссийской» (Лист 25–26, за номером XXXII), посвященное ретроспективному взгляду (спустя 11 лет) на события переворота 1762 года. Комплиментарный текст печатался анонимно — П.Н. Берков высказал предположение об авторстве В.И. Бибикова, единственного писателя — участника переворота 1762 года. Ода, передающая последовательность исторических событий со времен Елизаветы, уже близка к эпической поэме. Однако и здесь центральным эпизодом, фокусом оды-поэмы, делается изображение Екатерины на коне и в мужском наряде:
Кто се! В оружии Белоны
Не Марс ли, вседший на коня.
Всех царств течет надеть короны,
Без бурь, однако, и огня;
Иль Феб во образе Паллады,
Приятны в свет бросая взгляды.
Грядет златые дни ввести?
Россиян плески отвечают:
Екатериной ту взглашают,
Котора север шла спасти
.
Екатерина сравнивается с царем «планет», поэт в ее описании играет муже-женскими атрибутами и метафорами:
Ты так ли воздух рассекал
И так ли тек между звездами,
Как белый конь между полками
Своей нам всадницей блистал? <…>
Она всех души восхищала.
Она всех очи обращала.
Влекла всех зрети на себя.
Что будет щедро править нами;
Зефир играл ее власами,
Тогда в ней Марса полюбя
.
Позднее Г.Р. Державин (видимо, знакомый и с этим стихотворением) в самом пространном своем стихотворении, посвященном Екатерине, — «Изображение Фелицы» (1789), — представил Екатерину в амазонском облике: