Конечно, в программе прежде всего предусмотрен визит в студии R.K.O. Целый мир ярко-белых от солнца зданий, которые тянутся до горизонта. Нас приглашают на ланч (без вина). Я с удовольствием бросаю назад, как и соседи, стакан из-под ананасового сока.
Хочу ли я увидеть съемки? Конечно. Нам везет, мы смогли полюбоваться на Джозефа Коттена
[110] с партнерами в шикарных белых костюмах, работающих под руководством режиссера.
Служащие и рабочие (их не счесть) столь же элегантны в синих спецовках и перчатках. Я задумываюсь над небрежностью и грязью, которые царят вокруг.
Гид предупредил, что не стоит рассчитывать на встречу с боссом, главным хозяином. Я без ропота приняла информацию. Сенсация! Нас предупредили, что он все же желает встретиться со мной. У гида перехватывает дыхание. Я, наоборот, чувствую себя нормально. Синий костюм с каемкой из синего пике, синяя шляпка, синие сумочка, перчатки, туфли. И душа в унисон с этим цветом. Я окунулась в синее. Ощущаю себя «звездой на прогулке среди звезд».
У босса пронзительный взгляд. Весьма симпатичен. По-французски не говорит:
– How are you?
– I don’t speak… Он поражен.
– Но она может понять, – говорит ему (полагаю) гид.
– Обожаю Америку, – заявляю я.
Гид переводит. Улыбка босса. Произносит фразу. Переводчик:
– У вас американский тип внешности. Хотите остаться здесь?
– Ненадолго, – отвечаю я.
– Даже ради съемок в кино?
– Кино меня не привлекает. И приехала я не ради него.
На этот раз босс разглядывает меня с откровенным любопытством. Крошка-француженка его поражает! Наверное, лет десять он не встречал человека, чьи амбиции не были бы…
А будь его предложение серьезным? Инстинкт выручает меня. Похоже, именно по этой причине босс общается со мной целых четверть часа. «Я думаю, что…», «Надеюсь, что…», «Все, что вы пожелаете!»
Гид, вы уже поняли, ведет себя идеально, но не любит шуток! Как бы хотелось иметь не столь сухую спутницу!
Удача! Мишель в письме сообщает, что в Голливуде находится… кто же? Один из наших хороших друзей, почти родственник: Жан Т., с которым я не раз танцевала и играла в бридж. Врач. Здесь он продолжает свои исследования в биологии. Боже, пусть он спасет меня от скуки!
И от таких завтраков (кофе с молоком, фрукты, зеленый салат), каким меня потчует миссис Гид в клубе для старых леди!
Мне предстоит выступить по радио. Не витай я в постоянной эйфории, меня бы ужаснула мысль о «сердечной речи» – на английском! – которую должна произнести. Готовлю ее в номере с помощью словаря. Кажется, я справилась с задачей. Поскольку миссис Гид советов мне не давала, обхожусь без них. «I am glad to be in United States. I am happy that the R.K.O. pictures offered to me this opportunity. I am sorry to
[111]… и так далее».
Здание радио. Мраморный (или гипсовый) дворец. Лифт. Закуток, в который меня тут же загоняют. Через витраж вижу небольшую толпу служащих обоих полов в белых блузах. Все с горящими глазами стоят перед посланницей Парижа. Достаю свою бумажку и по красному сигналу (мне он известен!) начинаю с апломбом читать.
Удивленные лица, все насторожились. Вскоре начинаются толчки локтем в бок, подмигивания и… все присутствующие начинают корчиться от смеха… Смех добродушный, обезоруживающий, но пока для меня необъяснимый. Заразительный смех охватывает и меня. Безумный хохот до слез! Я заканчиваю речь с мокрыми глазами.
Все держатся за животы, даже диктор рядом со мной. Но он восхищен. Когда я заканчиваю говорить, он хватает меня за руку и с силой трясет:
– So charming!
[112]
За пределами закутка бешеное веселье, все хлопают в ладоши, но ничего не слышно. Появляется директор радио, поздравляет меня. Как понимаю, приглашает прийти еще раз. Короче, триумф… основанный на том, что никто не понял ни слова.
Встречаюсь с доктором Т. Он не читает газет и не знал о моем приезде.
– Теперь не расстанемся!
Настоящий парижанин из Парижа! Мы вместе ужинаем в «Лэрью», отправляемся танцевать в «Мокамбо», заведение, похожее на «Сирос».
Консул Франции, господин де Манзиарли, выразил желание встретиться со мной. Мы встречаемся в столовой R.K.O.
На завтраке присутствует Т., а также фотограф (истинное подобие моего чудесного Ривуара), которого хозяева с первого дня приставили ко мне. К счастью, он тоже француз, сын Дранема, старый приятель О’Нил.
Появляется господин консул. Невероятно! Этот господин де Манзиарли истинный двойник… кого бы вы думали? Никогда не поверите! Двойник Бальмена. Тот же рост, та же стать, те же черты. Такой же весельчак, шутник, блистает остроумием!
На завтраке (если так можно его назвать) в просторном проветриваемом зале нас усадили за столик вместе с Джозефом Коттеном, Кери Грантом
[113] (можно ли верить своим глазам?), Робертом Монтгомери
[114]. И все эти обитатели олимпа исключительно вежливы, извиняются, что не говорят на моем языке, поздравляют меня с сокрушительным успехом на радио. (Представьте себе, газеты буквально на все лады обсуждали мой подвиг! Мое лицо красуется на газетных страницах. Вот я с микрофоном в руке. Интересно, каким чудом! Нас в кабине было всего двое!)
Похоже… Да, но… я узнаю ее. Одна из наших клиенток – Мария Монтес!
[115] Направляется ко мне. Ее взволнованный голос: «Жан-Пьер рад встрече с вами». Жан-Пьер Омон
[116] следует за ней, моложавый, светловолосый: «Представляю вам Жака Франсуа
[117]». Еще один молодой французский актер, соблазнитель, которого я, увы, не заметила на экране. Кто-то пересаживается, освобождая место рядом со мной для важной личности, режиссера Робера Флорея
[118], высокого, худощавого мужчины благородного облика, который добился в Голливуде подлинного успеха.
