Мне часто доводилось видеть, что посредственное платьице продается по тридцати раз на дню, потому что продавщица решила, что оно подходит любой женщине. Это действительно правда, но, кроме того, продавщица «поверила в платье», практически непременное условие для нее и для нас «почувствовать» модель.
Эти платья я называю «булочками», они имеют повсеместный спрос: таких два или три на коллекцию, и модельер прекрасно знает, что он делает, создавая их. Это не его любимые модели, он смотрит на них с некой снисходительностью, но всегда говорит: «Уверен, мадам Х. купит его». Мадам Х. и многие другие. И это нельзя не учитывать.
Если пресса против всех ожиданий горячо аплодирует простому платью за четыре гроша, показ превращается в триумф… Если только не… Если только продавщица вдруг не выносит суждение, что модель не удалась, и прилагает все свои усилия для продвижения другой модели. Но не будем путать карты. Из всего сказанного следует, что модельер с полной ответственностью учитывает мнение продавщиц, как творец и как коммерсант, поэтому они участвуют в формировании продажной цены.
В связи с этим хотелось бы поговорить о разумных тарифах, а не о престижных изделиях, столь дорогих, что ни у кого не хватает средств приобрести их, даже у бразильских миллиардеров. Эти модели становятся вершиной коллекции-фейерверка, и случается, что некий американский покупатель выбирает их, чтобы выставить в своей витрине в Нью-Йорке.
Уникальные модели не приносят почти никакого дохода модельеру, который из своего кармана выкладывает пятьсот или шестьсот тысяч франков на вышивку лицевой части (на одно вечернее или свадебное платье требуется иногда триста – четыреста часов работы вышивальщицы). Модельеру иногда приходится выставлять счет клиентке с указанием всех расходов – в случае продажи, чтобы показать отсутствие какого-либо дохода. Такие чудеса творчества не только укрепляют престиж модельера, но и обеспечивают работой целый корпус профессий, жизнь которых надо поддерживать (вышивальщицы, бисерщицы…), если вам не приходится использовать их для изготовления остальной продукции. Нередко случается, что одна из специалисток проводит две недели своей жизни, склонившись над куском светлой ткани размером с носовой платок и возвращает его незапятнанным после окончания работы. Теперь начинаешь понимать, что платье стоит столько же, сколько автомобиль. Менее роскошные модели тоже отдаются не задаром: примерно сто – двести тысяч франков за платье или костюм и двести – триста тысяч франков за вечернее платье. Дорого ли это? Статистики скажут «нет».
Они изучили проблему и приводят довольно любопытные цифры. Платье, равноценное модели, которую в 1938 году продавали за шесть тысяч франков, теперь продается за сто двадцать пять тысяч, то есть в двадцать один раз дороже. Но общая стоимость жизни выросла за это же время в тридцать раз. Таким образом, продукты Высокой моды пропорционально дешевле сегодня, чем до войны. Цена типового платья за сто двадцать пять тысяч франков формируется следующим образом: двадцать пять тысяч франков – сырье, сорок тысяч франков– заработная плата, технология и социальные затраты, пятнадцать тысяч франков – амортизация коллекции, пятнадцать тысяч франков – фиксированные общие затраты, двадцать тысяч франков – переменные затраты (таксы, комиссионные продавщицам и т. д.). Закладывается доход в десять тысяч франков дохода. И эти несчастные 8 % частично тают, например из-за капризов клиентки.
Что такое пятнадцать тысяч франков амортизации коллекции? Себестоимость двухсот моделей, на которые Дом моды истратил примерно десять километров тканей, втрое больше выкроек и сто тысяч часов работы, иными словами, вложил в работу примерно пятьдесят миллионов франков – стоимость одного фильма, – их надо амортизировать за четыре-пять месяцев до выхода новой коллекции. А та требует вложения новых пятидесяти миллионов, естественно без учета мехов, ибо норка и соболь быстро путают все расчеты.
Как вернуть эту громадную сумму? Жалкий доход после продажи в конце сезона не может заткнуть такую финансовую дыру в бюджете. Каждый клиент, оплачивая покупаемую модель, должен одновременно участвовать в покрытии затрат, связанных с доводкой данной модели. Он оплачивает платье, которое уносит с собой, часть исправлений, сделанных во время десяти примерок, и рабочую силу, изготовившую то платье, что носит манекенщица и которое в три или четыре раза дороже дубликата, сшитого для него. Поэтому пятнадцать тысяч франков на амортизацию вполне оправданы. Тем более что надо покрыть себестоимость непроданной части коллекции (примерно 10 %).
Очевидно, указанные мною проценты не всегда соответствуют действительности. Иногда стоимость ткани или, напротив, ее фасон составляет бо́льшую часть цены модели.
После всего этого назначается продажная цена модели с учетом произведенного впечатления, и именно здесь играет роль мнение продавщиц. Бывает, платье с более высокой себестоимостью продается дешевле, поскольку у него нет нужной броскости, блеска. Так было с простым, но трудным в изготовлении платьицем из-за невероятной, хотя и незаметной, плиссировки в подоле юбки. Удачное платье по сходной цене почти сразу начали заказывать, но немедленно выяснилось, что дом продавал его себе в убыток. Оно ставило перед швеями множество проблем, им приходилось по двадцать раз переделывать плиссировку, чтобы обеспечить округлость силуэта, поэтому его изготовили всего в трех экземплярах и быстро убрали из коллекции. Эта модель не окупилась, и затраты пришлось возместить за счет других изделий.
Но я слишком увлеклась цифрами, говоря о тряпках. Я просто хотела показать важность предварительных расчетов, проделанных до представления на всеобщее обозрение результатов трехмесячной работы.
Глава VIII
Коллекция выходит в свет
– Фредди, ты!..
Я начинаю эту главу теми же словами, что и первую. Вынуждена так поступить, ибо сделан последний стежок, пришита последняя блестка, выбран последний зонтик: коллекция готова к первому показу.
В канун показов пресс-секретарь не может избавиться от мигрени. Он и раб, и диктатор, нечто вроде генерального секретаря театра, обязанного «сделать» зал накануне праздничного представления, и у него, бедняги, скачет температура, поскольку он понимает, что никогда не сможет разместить всех. От шести до восьми тысяч журналистов требуют места в салоне на сто – двести мест, куда, если поступать по-человечески, более трехсот человек не влезет! Журналисты представляют полтысячи занимающихся модой изданий, они отряжают своих посланцев в Париж дважды в год на момент показа коллекций или, что еще лучше, держат на месте своих спецкоров. Люди прибывают со всех концов планеты, примерно из тридцати стран, а за ними следуют, если их не опережают, дветри тысячи покупателей. Трудно представить себе тот интерес, какой наша Высокая мода вызывает за границей… Он намного превышает интерес к автомобильной ярмарке!
