Впрочем, «жест доброй воли», проявленный Мамаем, в итоге оказался бесполезным: уже приближаясь к Константинополю, митрополит Михаил скончался при весьма таинственных обстоятельствах (по некоторым сведениям, он был отравлен или даже собственноручно задушен Пименом, другим претендентом на митрополичий престол). Не теряя надежды все же разрешить конфликт с Москвой миром, Мамай отправил на Русь послание, в котором настаивал на признании зависимости от Орды и выплате «выхода» – теперь уже не по «прежнему докончанию» 1363 г., а в том размере, в каком он выплачивался в эпоху Джанибек-хана. Требование было оставлено без ответа, и Мамаю не оставалось ничего другого, как готовиться к карательному походу на Русь.
Обстановка в самой Золотой Орде, казалось, благоприятствовала этому намерению: владения Мамая на Северном Кавказе, в Северном Причерноморье и в Крыму не подвергались опасности нападений со стороны внешних врагов, поскольку у каждого из них были свои проблемы. Так, сарайский хан Арабшах был должен противостоять новому хану Синей Орлы Токтамышу, который уже двигался на Волгу. Западный противник, литовский великий князь Ягайло, сын Ольгерда, нежданно превратился в потенциального союзника: он вел борьбу за власть со своим дядей Кейстутом и потому отчаянно нуждался в мире с Мамаем, чтобы обезопасить собственные границы от его набегов. Не представлял проблемы и Олег Рязанский, сильно поутихший после набега Мамая в 1378 г. Он даже соглашался в случае похода ордынских войск на Москву пропустить их через свои земли и дать проводников, которые могли бы показать наиболее удобные пути и переправы.
Кажущееся спокойствие на границах убедило Мамая, что ему удастся без проблем собрать большое войско и совершить самый опустошительный поход на Русь со времен великого Бату. Это и стало его роковой ошибкой. Задуманный бекляри-беком поход оказался слишком масштабным мероприятием, и он, во-первых, не успел собрать вовремя все свои войска, а во-вторых, позволил московскому князю узнать о своих планах и подготовиться к отпору.
В результате, пока войска Мамая только-только стягивались к ставке бекляри-бека на Дону, объединенные силы русских княжеств (за исключением, разве что, Твери и Рязани, отношения с которыми Дмитрий Московский окончательно испортил своим вероломством) уже вступили в ордынские владения и навязали Мамаю битву в крайне невыгодных ему условиях. Согласно распространенной версии, битва состоялась 8 сентября 1380 г. на Куликовом поле, на берегу р. Непрядвы.
Узнав о подходе русских буквально за несколько дней до сражения, бекляри-бек проделал поистине титаническую работу: ему удалось на последние имеющиеся средства (а возможно, и в долг) нанять войска армянских и северокавказских князей, генуэзских наемников и других степных авантюристов и выставить против русских армию, вряд ли меньшую по численности.
Однако, в отличие от собственных войск Мамая, которые так и не успели к битве (равно как и союзник, литовский князь Ягайло), наспех собранные наемники представляли собой многочисленную, но совершенно неорганизованную разноязычную массу людей, которых бекляри-бек так и не успел превратить в полноценную армию. Не удивительно, что войска Дмитрия Московского (который стал после этой битвы «Донским»), действовавшие под единым командованием и по ранее разработанному плану, сумели одержать полную победу.
Мамай едва ли не впервые за свою карьеру бы вынужден не просто отступить, а прямо-таки бежать с поля боя. Его наспех собранные войска частью погибли, частью разбежались. А что было хуже всего – погиб и возведенный им на трон хан Мухаммад, которого бекляри-бек из-за неожиданности нападения не успел отправить в безопасное место. Эта гибель молодого и бесполезного, в общем-то, монарха-марионетки предопределила окончательный крах могущественного бекляри-бека.
VII
Несомненно, в характере Мамая присутствовали такие черты, как несгибаемость перед трудностями и упорство в достижении целей. Поэтому даже разгром на Дону не заставил его покорно склонить голову и тихо исчезнуть с политической арены. Напротив, он с еще большей энергией стал готовиться к походу на Русь, который теперь должен был стать еще и реваншем за Куликово поле.
Казалось, Мамаю вновь начала сопутствовать удача: ему не изменили эмиры, подошли созванные войска – на этот раз настоящие ордынские тумены, а не разношерстные наемные отряды! Теперь оставалось только нанести удар по русским землям, обороноспособность которых была сильно ослаблена после потерь в Куликовской битве. Однако тут снова сработал «внешний фактор»: сарайский хан Арабшах не оказал Токтамышу упорного сопротивления, на что, вероятно, рассчитывал Мамай, и Токтамыш, без особого труда захватив Сарай, уже полным ходом двигался к владениям бекляри-бека. Вместо похода на Русь Мамай был вынужден выступить против пришельца из Синей Орды.
В октябре или ноябре 1380 г. бекляри-бек встретил приближающегося противника на восточной границе своих владений и приготовился к битве с ним. По странному совпадению, войска сошлись на берегу р. Калки – той самой, где в мае 1223 г. состоялся первый бой русских с монголами. Обстоятельства были в пользу Мамая: он встречал войска Токтамыша, уставшие от перехода, лучше ориентировался в этой местности, наконец, и силы у него, вероятно, были крупнее, чем у синеордынского хана, понесшего потери при подчинении Верхнего и Среднего Поволжья.
У Мамая не было только одного – хана, за которого должны были сражаться его войска: за пару месяцев, что прошли после гибели Мухаммад-хана, бекляри-бек не успел возвести на трон нового ставленника. И теперь Мамаю противостоял чужак, выходец с востока, но – Чингизид, природный монарх! Выступив против него без собственного хана, бекляри-бек фактически бросал вызов законному властителю, и это в полной мере осознали эмиры и воины Мамая. Поэтому, когда Токтамыш начал атаку, практически все войско бекляри-бека сошло с коней и принесло присягу потомку Туга-Тимура, ставшему теперь первым за последнее двадцатилетие монархом всей Золотой Орды.
К чести Мамая надо сказать, что он даже не подумал оказывать сопротивление и губить верных ему людей, хотя, надо полагать, среди его многочисленных войск могло оказаться немало тех, кто был верен именно ему и готов был сражаться до последнего. Вместо этого бекляри-бек с несколькими наиболее близкими эмирами и телохранителями оставил поле боя и помчался в Крым. Слишком понадеявшись, впрочем, на преданность своих воинов, он не успел позаботиться о собственном гареме и находившихся при нем женщинах из рода Бату: все они попали в руки Токтамыша.
В погоню за Мамаем тотчас были отправлены воины Токтамыша, и поэтому бекляри-бек (уже бывший!) не рискнул остановиться, пока не достиг Кафы. Здешние генуэзцы, хотя и считались подданными ордынского хана, все же обладали статусом иностранцев, и Мамай надеялся, что сумеет на какое-то время найти безопасность в городе, в котором Токтамыш не рискнет вести себя как завоеватель. Однако «отцы города» отказали Мамаю в убежище: они опасались, что на них может пасть гнев нового хана. Впрочем, и умертвить Мамая, несмотря на прежние конфликты, кафинцы не рискнули: кто знает, как хан отнесется к влиятельному сановнику – возможно, казнит, а возможно, окажет милость, простит и приблизит к себе. Поэтому кафинцы приняли единственное разумное решение: не впустили Мамая в город.
