Покорением Ардебиля закончились и военные действия 1828 года в Персии. Вновь занятые русскими пункты, Урмия, Марага, Ардебиль и путь к Миане,– образовали железную цепь, надвигающуюся к самому сердцу Персидской монархии. Сопротивление шаха становилось невозможным.
Еще прежде, когда передвижения русских войск только что начинались, невозможность сопротивления поняли англичане. Не отошли главные силы Паскевича и одного перехода от Тавриза, как мимо их верхом проскакал английский посланник Макдональд, а когда они едва миновали Уджан, он уже возвратился из Тегерана с известием, что шахом приняты все условия мира.
Паскевич назначил деревню Туркменчай пунктом, где должно состояться заключение мира,– и продолжал к нему наступление.
XXXIV. ТУРКМЕНЧАЙСКИЙ МИР
В сорока трех верстах от Миане, на пути из Тавриза, расположена небольшая деревня Туркменчай. Этому ничтожному селению, едва известному во времена Паскевича в ближайших центрах Персии, суждено было оставить свое имя в истории.
Получив известие, что Аббас-Мирза, по повелению шаха, едет навстречу русским войскам для подписания мирного договора, Паскевич тотчас послал нарочного, чтобы просить наследного принца остановиться в деревне Туркменчае. Место это было выбрано, по словам самого Паскевича, потому, что в окрестностях находится много деревень, которые могли достаточно обеспечить продовольствие войск.
В самом Туркменчае поместились, однако же, только два эскадрона улан да сводный гренадерский батальон из рот Херсонского и Грузинского полков, назначенные в конвой главной квартиры. Комендантом се на время конгресса назначен был командир Херсонского полка, полковник Попов.
Паскевич приехал в Туркменчай только шестого числа. Его встретили уланы и батальон пехоты за деревней. Он обошел войска, приветливо здоровался с солдатами и остался ими чрезвычайно доволен. “Я нашел их,– говорит он,– в исправности, и даже одежду – порядочной. А не надо терять из виду, что эти роты стояли в Уджане бивуаком при двадцатиградусных морозах, а летом, под Аббас-Абадом, выдерживали пятидесятишестиградусный зной”.
Квартира для Паскевича была отведена в доме деревенского кеят-худе, старосты. Домик этот, любопытный для каждого русского, и поныне сохраняется в том виде, в каком он был во времена персидской войны; он весьма невелик, одноэтажный и состоит всего из двух комнат, разделенных между собой коридором; в каждой комнате по одному окну, и так как стекла в них разноцветные, то в комнатах всегда царствует полусвет; наверху – бельведер с маленьким помещением, на дворе – прекрасный цветник, также маленький,– и все это обнесено, по восточным обычаям, высокой глиняной стеной. Паскевич занял в доме только одну комнату, оставив другую для Аббаса-Мирзы. Здесь и решилась судьба Персии, а в лавровый венок россии вплелась новая ветвь славы.
Местные жители долго помнили и хранили предание о том, как жили в доме туркменчайского старосты Паскевич и наследник Персидского царства. “Велик наш падишах,– говорил впоследствии хозяин домика одному русскому путешественнику, посетившему Туркменчай в 1839 году,– но ваш еще больше! Когда жил здесь Паскевич, наш Аббас-Мирза, бывало, все ходит за ним, все просит его,– такой смирный стал... А на дворе, бывало, целый день музыка гремит, а за деревней сотни пушек стояли”...
При данных обстоятельствах переговоры, конечно, затянуться надолго не могли, да притом и все пункты уже были рассмотрены и утверждены Аббасом-Мирзой еще в Дей-Карагане. Русское правительство, нужно добавить, и само склонялось уже на уступки, готово было ограничить контрибуцию всего пятью курурами. Паскевич, однако, скрыл это решение,– и Аббас-Мирза согласился на все.
С девятого на десятое февраля, ровно в полночь, в момент, объявленный персидским астрологом самым благоприятнейшим,– мир был подписан. Сто один пушечный выстрел немедленно возвестил об этом событии войскам и народу. В лагере прогремело “ура”, персияне сами изъявляли живейшую радость, поздравляли и обнимали друг друга. Аббас-Мирза казался печальным; но и он скоро оправился и принимал поздравления от русских и персидских чиновников “с достоинством и свойственной ему любезностью”, как выражается Паскевич,– и тут же, по персидскому обыкновению, раздавал леденцы всем присутствующим.
По туркменчайскому трактату Персия уступала России Эриванское и Нихичеванское ханства, причем обязывалась не препятствовать переселению в русские пределы армян, предоставить России исключительное право плавания по Каспийскому морю и заплатить десять куруров, или двадцать миллионов рублей серебром, контрибуции.
Когда трактат был подписан, Аббас-Мирза предложил снять с края постоянную угрозу военной бури, которая заключалась в стоящих друг против друга враждебных войсках. Предложение было принято. Персидские войска, занимавшие Зангам, отступили к Тегерану, русский авангард, стоявший в Миане, отошел к Тавризу, а графу Сухтелену послано было приказание очистить Ардебиль, город, в котором Аббас-Мирза должен был иметь свою временную резиденцию до окончательного выступления русских войск из Азербайджана. Но когда именно русские должны будут очистить Азербайджан, долго оставалось нерешенным вопросом.
Дело в том, что, по настояниям Паскевича, из числа десяти куруров семь – должны были быть внесены прежде, чем войска оставят Тавриз; в обеспечение восьмого курура русские временно оставляли за собой Хойскую провинцию, а уплата остальных двух куруров была рассрочена персиянам на несколько лет. Пять куруров персияне заплатили. И двадцать шесть повозок, нагруженных золотом и запряженных рослыми лошадьми, покрытыми богатыми коврами, имели торжественный въезд в Тифлис при радостных криках жителей, которым казалось, что в стены Тифлиса возвращаются сокровища, некогда увезенные из него свирепым Ага Мохаммед-ханом, родоначальником нынешней царской династии. Шестой курур был в дороге,– а седьмого достать было пока негде. Шах не иначе соглашался дать его из собственных денег, как за поручительством английского правительства в том, что Аббас-Мирза впоследствии возвратит ему эту сумму; английский полномочный министр Макдональд не решался дать это ручательство, не уверенный, будет ли Аббас-Мирза иметь средства к уплате без возвращения ему Азербайджана. Чтобы выручить Аббаса-Мирзу из столько затруднительного положения, Макдональд предложил Паскевичу из своего казначейства немедленно миллион рублей серебром, с тем чтобы русские очистили Тавриз таким образом не за семь, а за шесть с половиной куруров. Паскевич на это не согласился, требуя в обеспечение остального миллиона Урмийскую провинцию. Дело наконец уладилось. После короткого колебания Аббас-Мирза согласился оставить в русских руках Урмию,– и очищение Тавриза было решено. Не лишнее сказать, что миллион, добытый с таким трудом от Макдональда, обошелся персидскому наследному принцу весьма недешево: Макдональд за услугу потребовал уничтожения трактата, которым Англия обязывалась, в случае нападения на Персию какой-либо державы, давать ей восемьсот тысяч рублей субсидии или помогать войсками и оружием.
Когда, таким образом, все дела были, наконец, улажены, Паскевич отправил в Тегеран генерал-майора барона Розена приветствовать шаха с заключением мира. Вместе с Розеном ехали флигель-адъютант полковник граф Толстой и генерального штаба штабс-капитан Куцебу; на последнего возлагалась обязанность собрать в Персии русских пленных и препроводить их в родные границы.
